Дело о превращении сургуча в золото
2 млн 537 тыс. руб. похитил за пять лет, с 1873-го по 1878-й, из финансового хранилища Петербургского Общества обоюдного поземельного кредита его кассир Константин Юханцев.
Это были огромные деньги: поместье средних размеров стоило тогда от 6 тыс. до 20 тыс. руб. Тратил похищенное Юханцев, не через чур маскируясь: в светских кругах большое количество судачили о том, как он кутит с участниками императорской фамилии, поит собственных лошадей шампанским и заказывает для них золотые подковы. Но кроме того при самой разгульной жизни такие деньги он не имел возможность израсходовать.
Исходя из этого неудивительно, что по окончании ареста и разоблачения Юханцева следователи продолжительно пробовали узнать, куда провалились сквозь землю не истраченные им средства.
Камер-юнкер-кассир
Развитие капитализма в Российской Федерации, как свидетельствует опыт, неизменно связано с кражей отдельными лицами больших публичных и национальных средств. Причем временами кражи принимали таковой размеры и размах, что русское общество, привычное, казалось бы, ко всему, начинало проявлять недовольство разгулом этих воров и жуликов.
К примеру, по поводу нескончаемой череды разоблачений вороватых кассиров юный Антон Чехов писал в рассказе Единственное средство:
Было время, в то время, когда кассиры грабили и отечественное Общество. Страшно отыскать в памяти! Они не обкрадывали, а практически вылизывали отечественную бедную кассу. Нутро отечественной кассы было обито зеленым бархатом — и бархат похитили. А один так увлекся, что вместе с деньгами утащил замок и крышку. За последние пять лет у нас перебывало девять кассиров, и все девять шлют нам сейчас в громадные праздничные дни из Красноярска (из ссылки.— Деньги) собственные визиткой.
Все девять!
Рассказ данный был написан по окончании прогремевшего на всю Россию дела камер-юнкера Константина Юханцева, которое привлекло интерес не только Чехова, но и многих здравствовавших в то время известных русских писателей — Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Тургенева, Короленко. О Юханцеве в стихах и прозе написали все подряд тогдашние отечественные сатирики. А подвизавшийся в Петербурге американский журналист Арнольд Гиллин кроме того выпустил роман Около чужих миллионов, публикация которого в столичных Новостях чуть ли не в два раза увеличила тираж газеты.
А ведь начало судьбы Константина Юханцева, как и начало деятельности банка — Общества обоюдного поземельного кредита, не предсказывало для того чтобы броского и громкого финиша их совместной деятельности.
Юханцев появился на исходе 1830-х годов в состоятельной, но не через чур богатой семье, имевшей, но, необходимые связи, благодаря которым и начался путь Константина в громадную светскую судьбу. На суде и следствии он не говорил о том, из-за чего родители не отдали его в гимназию либо кадетский корпус. Быть может, они просто решили сократить его путь в высший свет и выяснили его юнкером в ветшайший полк русской гвардии — Преображенский.
В полку служило множество представителей знатнейших и богатейших семей России, так что будущее молодого человека, попавшего в данный круг, возможно было вычислять если не обеспеченным, то в полной мере радужным.
Пройдя, как водится, обучение и выдержав экзамен на первое офицерское звание, прапорщика, Константин не задержался на военной работе, а посредством всемогущих связей был в Министерстве финансов, где ему скоро подобрали очень прибыльное место — старшего надзирателя акцизных сборов в Киеве. Должность эта в зависимости от метода ее отправления имела возможность или обогатить ее обладателя, или скоро свести в могилу, поскольку в его обязанности входил надзор за бессчётными винными фабриками, как назывались тогда маленькие предприятия по выгонке спирта.
злоупотреблений и Нарушений на любом из них было куры не клюют, потому, что любой обладатель всеми методами пробовал утаить от казны ту часть готовой продукции, за которую не планировал платить акцизных сборов. Честных и строптивых акцизных надзирателей часто пробовали отравить, сжечь либо убить каким-либо иным методом. Либо в лучшем случае переводили в другие губернии и старались держать как возможно дальше от спиртовых дел, поскольку акцизными сборами облагались еще и табак с чаем.
Те же, кто с пониманием относился к потребностям обладателей винных фабрик и не забывал делиться взятой от них мздой с вышестоящим руководством, благоденствовали и не искали второй работы. Если судить по письмам, представленным родственниками Юханцева в суде, он относился именно ко второй категории. Но место выяснилось не только прибыльным, но и очень хлопотным.
Константин жаловался на то, что от постоянных разъездов на телеге по нехорошим дорогам у него довольно часто болит голова.
Как он позже утверждал на суде и следствии, головной боли ему додавала и юная супруга, которая, он утвержает, что была очень требовательной и капризной и тратила на собственные прихоти все его деньги. По словам знавших семью Юханцева людей, его жена отличалась крайней нервностью, но не корыстолюбием. Так или иначе, но жизнь в Киеве прекратила удовлетворять молодую семью, и в 1865 году Юханцев начал искать метод возвратиться в столицу империи.
Некое время спустя ему выхлопотали должность государственного служащего для особенных поручений Минфина. А в следующем году он подыскал себе очень привлекательную должность — кассира во снова созданном банке, именовавшемся Обществом обоюдного поземельного кредита. Причем, если доверять показаниям самого Юханцева, он умудрился сохранить за собой и прошлую чиновничью должность: в лучших зданиях столицы вряд ли бы стали принимать кассира, пускай и весьма нужного дворянству банка.
Общество обоюдного поземельного кредита вспоминало как средство поддержания правящего класса России, переживавшего по окончании отмены крепостного права очень значительные денежные трудности. Землевладельцы лишились одного из двух основных источников собственного дохода, бесплатной крестьянской рабочей силы, и утратили большую часть второго — собственных земель. Так что практически сразу после реформы 1861 года очень много дворянских поместий выяснилось на грани разорения.
Дабы спасти помещиков от банкротства и дать им время на приспособление к новым условиям, Общество обоюдного поземельного кредита по задумке правительства должно было выдавать им кредиты под залог недвижимости. Из казны выделили начальный капитал, а остальные средства, как бы позднее сообщили, данный банк должен был обнаружитьсвободном рынке.
Поиск сторонних средств был не столь тяжелой задачей, как предполагали основатели банка. Столицу империи населяло огромное множество действующих и отставных государственныхы служащих, каковые грезили не только сохранить, но и приумножить собственные капиталы, собранные за мздоимства и годы службы.
Ну а потому, что желающих инвестироватьпод проценты в новое и считавшееся очень солидным банковское учреждение выяснилось через чур много, кое-какие вкладчики по привычке пробовали решить вопрос посредством взяток. Как раз так Константин Юханцев взял собственные первые шальные деньги. За помощь в пристраивании денег вкладчиков в Общество обоюдного поземельного кредита он взял 15 тыс. руб. комиссионных, что было намного больше его годового жалованья вместе с наградными, составлявшими в сумме около 8 тыс. руб. в год.
Вероятнее, данный гонорар был первым, но далеко не последним в жизни кассира Юханцева. Он говорил, что удачно играется на бирже, и потому окружающие сначала не обращали внимания на его растущие траты. Как бы то ни было, но как раз такими приработками разъяснялось то, что в первые годы работы в банке Юханцев не запускал руку в кассу.
А вдруг и воровал, то по мелочи. Не смотря на то, что воровать возможно было легко и легко благодаря некоторым изюминкам хранения капитала общества.
В условиях, в то время, когда курс рубля все время колебался и угадать его перемещение не брался никакой глава МинФина, правление Общества обоюдного поземельного кредита решило вкладывать деньги в качественные облигации зарубежных кабинетов министров и разнообразных акционерных обществ, номинированные во всемирной резервной валюте того времени — фунтах стерлингов. По солидным облигациям систематично производились выплаты в полной мере приличных процентов, исходя из этого не через чур сведущие в денежных делах члены правления банка скоро поняли, что смогут жить припеваючи, даже если не будут завлекать новых вкладчиков и выдавать новые кредиты.
Так что временами банк, по существу, на некое время прекращал собственную деятельность. Основное, дабы в отчетности, воображаемой Минфину, все смотрелось пристойно. А большая часть ответственности за то, дабы у денежного надзора не оказалось никаких лишних вопросов, лежала на Юханцеве, сохранившем статус государственного служащего для особенных поручений министерства.
Его работа устраивала и министерство, и со временем он взял придворный чин камер-юнкера.
С годами кассир банка купил такое влияние на правление, что, по сути, стал главным распорядителем средств Общества обоюдного поземельного кредита. Он решал, кому, в то время, когда и какое количество выплачивать, сам выписывал чеки и давал их на подпись председателе , информировал бухгалтеру банка обо всех совершённых за сутки операциях и сам же руководил ежемесячными испытаниями вверенных ему средств.
Фактически, в особенности утруждаться участникам правления, участвовавшим в ревизиях, не приходилось. Когда приобреталась новая порция ценных бумаг, их помещали в особый пакет, после этого обвязывали его бечевой, поверх которой накладывались, как тогда говорилось, сургучные печати правления. По окончании чего пакеты помещали в кладовую банка.
А вся проверка сокровищ заключалась в пересчёте и осмотре пакетов.
Позднее на протяжении расследования следователи пробовали узнать, не сам ли Юханцев придумал эту схему хранения сокровищ. Но отыскать ответ так и не удалось.
Весьма прибыльные пакеты
Следователям не удалось отыскать и ответа на вопрос, что было раньше: огромные траты подвигли Юханцева к кражам либо, начав расхищение средств банка, он начал чуть ли не кидаться деньгами. Сам обвиняемый говорил, что по окончании переезда из Киева в Санкт-Петербург его супруга ударилась в приобретения, причем не оплачивала товары наличными, а приказывала присылать счета мужу. Так что скоро он был обязан чуть ли не всем продавцам актуальных предметов в столице.
Помимо этого, по ее требованию, как говорил Юханцев, он приобрел дачу в Петергофе, которая обошлась ему в 60-70 тыс. руб.
Свидетели же показывали, что из-за нервного расстройства госпожа Юханцева фактически не выходила из дома, а дачу кассир банка решил приобрести сам, считая, что по окончании ремонта будет сдавать ее в аренду и возьмёт большую прибыль.
Не смотря ни на что, самая вероятной исходной точкой, с которой началось хищение в очень больших размерах, был разрыв между супругами, случившийся в первой половине 70-ых годов девятнадцатого века. По версии Юханцева, это случилось по причине того, что супруга из-за болезненности категорически отказала ему в близости. А по версии свидетелей, обстоятельством конфликта стало то, что супруга определила о его любовницах и настойчиво попросила развода.
Но Юханцев ни разводиться, ни кроме того разъезжаться с женой не планировал. Он жилв доме своих родителей жены, но все чаще начал бывать с компаниями друзей в ресторанах и тратить очень большие средства на кутежи, дам, прочие увеселения и лошадей.
Сначала, как установили следователи, он начал воровать большие суммы наличных. К примеру, он объявлял главе , что обязан внести некую сумму в Госбанк в счет надеющихся платежей, тот подписывал чек, что Юханцев отдавал бухгалтеру, а после этого указанную сумму из кассы в карман. Лишь в первой половине 70-ых годов девятнадцатого века он присвоил таким методом 394 тыс. руб. Но на шикарную судьбу требовалось все больше средств. Тогда он решил реализовать часть ценных бумаг.
Благо все они были в кладовой, ключи от которой имелись лишь у него.
Дело выяснилось совсем несложным. Он сломал печать правления, забрал часть облигаций и снова запечатал пакет сургучом — его печать для пакетов так была похожим печать правления, что отличить их возможно было лишь при самом внимательном изучении. Качественные бумаги легко ушли в руки привычных ему биржевых маклеров.
Но скоро появилась новая неприятность. В случае если участников правления не через чур тревожило, где и как сохраняются акции, то суммы и дни выплат по купонам они знали чуть ли не наизусть. Так что ко времени, в то время, когда в кассе должны были появляться проценты по акциям, эти деньги в нужном количестве требовалось дотянуться хоть из-под почвы. Юханцев не мудрствуя лукаво снова прибег к испытанному методу: вскрыл другие пакеты, забрал из них маленькое количество облигаций и опять реализовал.
Позже снова требовались деньги на разгул, и операцию приходилось повторять опять и опять. А по окончании того как во второй половине 70-ых годов девятнадцатого века супруга Юханцева добилась развода, обошедшегося ему, он утвержает, что в 10 тыс. руб., камер-юнкер совсем потерял чувство меры.
Слухи о кутежах ничем не выдающегося кассира начали обширно распространяться по столице империи. В светских салонах говорили о том, что в этих кутежах участвует один из принцев Ольденбургских, папа которого приходился родным племянником императору Николаю I. Что на юханцевских сборищах поют и пляшут самые дорогие цыгане. Что по окончании попоек Юханцев обожает угостить собственных рысаков дорогим шампанским из ведра.
А помимо этого, заказал им подковы из чистого золота.
Подобные истории не только забавляли либо шокировали верховный петербургский свет. Сенатор Владимир Константинович Ржевский, по должности обязанный выявлять и ревизировать все непорядки и к тому же входивший в ипотечную рабочую группу, в чьей сфере заинтересованностей пребывало Общество обоюдного поземельного кредита, затребовал у полиции отчет о поведении камер-юнкера Юханцева. Первый ответ не оставлял сомнений в том, что к кассиру направляться присмотреться внимательнее.
Но дальше случилась необыкновенная вещь. Дело передали сыскной полиции, а в том месте не только не заметили никаких непомерных трат, но и выдали собственный заключение на руки самому обвиняемому. В какую сумму это обошлось либо же вопрос был решен по приказу более чем, так ни при каких обстоятельствах и не установили.
Но Юханцев, осознавая, что веревочка не будет виться всегда, начал изымать и реализовывать облигации уже не поштучно, а очень большими партиями — по всей видимости, пробуя запастись деньгами впрок.
Вот лишь неприятность заключалась в том, что биржевой мир Москвы не отличался широтой, и о появлении у маклеров больших партий облигаций срочно определили все, включая вкладчиков Общества обоюдного поземельного кредита. Кое-какие из них обратились в правление банка, дабы определить, не по его ли распоряжению продаются акции. Но у вкладчиков были неполные и неточные информацию о том, какие конкретно как раз консолидированные облигации показались на рынке.
Им было как мы знаем, что речь заходит о первом выпуске, а правление знало, что в кладовой сохраняются облигации второго, четвёртого выпусков и третьего. В итоге тревогу сочли фальшивой.
Действительно, беседы о загулах кассира распространялись все шире и начали с навязчивой частотой доходить до участников правления. С Юханцевым пара раз разговаривали, но он уверял, что все слухи преувеличены: он иногда видится с товарищами в ресторанах, гуляют они вскладчину, а его траты никак не превышают жалованья с премиальными.
Кассиру поверили, но все же решили совершить диагностику кладовой. Но Юханцеву опять поразительно повезло. Проверить требовалось более 200 пакетов.
Но старцы из правления скоро утомились, потому, что в проверенных пакетах все было в полном порядке. Ничего необычного в этом не было, поскольку кассир, конечно, прежде всего дал для проверки пакеты, из которых еще ничего не брал.
Казалось бы, Юханцев имел возможность набраться воздуха с облегчением, но члены правления, которым всегда рассказывали о похождениях великосветского сотрудника их банка, в квартиру которого переехала самая дорогая цыганская певица столицы Ольга Шишкина, начали уставать от аналогичного публичного внимания и решили поменять кассира.
Великосветский заключённый
27-го марта 1878 года,— говорилось в изложении обвинительного заключения,— прокурор С.-Петербургской судебной палаты взял жалобу от участников правления Общества обоюдного поземельного кредита, в которой они заявляли, что при передаче кассы Общества от кассира Юханцева и одновременной ревизии оной участниками правления для передачи новому кассиру Мерцу был недочёт в 203 000 фунт. стерлингов консолидированных облигаций 2-го выпуска. На сделанный Юханцеву вопрос, куда они девались, он растолковал, что означенные облигации им разновременно растрачены.
Того же 27-го марта прокурор прибыли и судебный следователь в квартиру, занимаемую Юханцевым, причем оказалось, что она складывается из шести помещений, в одной из которых живёт коломенская мещанка Ольга Шишкина; квартира роскошно меблирована, в ней множество полезных вещей, латуни и ковров, два музыкальных инструмента и много серебряных вещей. В туалете Шишкиной отыскано много очень полезных бриллиантовых и золотых вещей.
При обыске было обнаружено в рабочем столе Юханцева кредитными билетами 16 000 руб… В уборной помещении, в коробке туалетного стола, отыскано разными акциями и кредитными билетами около 3 т. р. При квартире была конюшня на 5 лошадей и 5 экипажей. В это же время, продолжая начатую ревизию в Обществе обоюдного поземельного кредита, члены правления на другой сутки поняли, что не считая 203 000 фунт. стерлингов консолидированных облигаций 2-го выпуска Юханцев похитил еще 75 350 фунт. стерлингов 7-го правительственного голландского займа 1862 года, так что сумма, расхищенная Юханцевым, образовывает 278 890 фунт. стерл., т. е. более двух миллионов рублей.
Юханцева арестовали и поместили в одиночную камеру. По всей видимости, чтобы он не говорил никому о собственных забавах и великосветских друзьях с ними, о которых сейчас не только шептались в салонах, но и писали в газетах. К примеру, пресса утверждала, что в квартире Юханцева нашли и другие ценности — свеженьких француженок, на доставку которых из Парижа бывший кассир не пожалел средств банка.
Сам Юханцев на следствии выбрал необычную линию защиты. Он говорил, что из-за заболевания и постоянных придирок жены годами был в угнетенном состоянии, а расставшись с ней, потерял контроль над собой и не ведал, что творил.
Но следователей удивляло второе. Юханцев признавался в хищениях, признал и хищение облигаций на 2 млн 123 тыс. руб. и 414 тыс. руб. наличными, но наряду с этим вел себя так, словно бы верил втом, что его не постигнет никакое наказание. Прекрасно осознавая механизмы имперской судебной совокупности, следователи заподозрили, что бывший кассир растратил не все похищенное и планирует пустить часть средств на подкуп суда либо влиятельных лиц, от которых зависит ответ суда. Они принялись подсчитывать, о каких суммах может идти обращение:
По обозрении находящихся при деле квитанций для определения суммы ежегодных затрат Юханцева стал 1877 год, причем выяснилось: на стол издержано 7200 руб., на предметы роскоши 16 000 руб., на квартиру, жалованье прислуге, лошадей и другое в общем 7000, итого около 30 000 руб..
За пять лет это составляло 150 тыс. руб., а с правками на различные события — от силы 200 тыс., что было несоизмеримо с похищенной суммой. Но Юханцев стоял на своем, утверждая, что все прокутил и растратил.
То, что бывший кассир может легко не понести наказание, стало очевидным на начавшемся 22 января 1879 года суде. Обвинителем на ходе выступал князь Александр Иванович Урусов, один из лучших русских судебных ораторов. Он выстроил собственный обвинение на том, что Общество обоюдного поземельного кредита есть наиболее значимым национальным университетом, а потому кража из него обязана рассматриваться как покушение на базы национального устройства.
Соответственно, слом гербовых печатей и кража ценных бумаг должны рассматриваться как тяжёлое правонарушение.
Но юрист подсудимого — присяжный поверенный Владимир Иванович Жуковский, что прежде неоднократно проигрывал Урусову,— с неожиданной легкостью начал разбивать все его доводы. Он без неприятностей доказал, что обворованный банк в самые тяжелые дни прекращал кредитовать землевладельцев, а ссуды выдавал не тем, кто в них вправду нуждался, а тем, кто точно имел возможность вернуть деньги. Еще легче он растоптал тезис о том, что данный банк — важное национальное учреждение, напирая на то, что в том месте отсутствовали положенные в госучреждениях контроль и учёт:
До какой степени в ревизии, контроле и хранении сумм правление не испытывает недостаток, вы имеете возможность заключить из того, что Юханцев, если судить по свидетельским показаниям, обвиняется как кассир, контролер, бухгалтер, ревизор и управляющий. Как кассир, он безотчетно распоряжается кассой. Контролер имел возможность контролировать нумерации по бумагам в кассе тогда лишь, в то время, когда Юханцев был так любезен, что разрешал их просматривать… На судебном следствии пара раз возбуждался вопрос об инструкции.
В то время, когда я просмотрел дело, я обратился в суд прося настойчиво попросить к делу инструкцию ввиду того, что Юханцев обвиняется как кассир правительственного учреждения. В сутки совещания показался на суде проект инструкции, еще не утвержденный правлением… Член правления ЖД растолковал, что никакой инструкции он не видел; то же подтвердил и свидетель Пейкер, что был в течение пяти лет главой Общества.
Так, оказалось, что порядка в банке никакого установлено не было.
Юрист практически доказал, что особые законы об ответственности кассиров национальных учреждений не распространяются на его клиента. Игра все больше напоминала поддавки, и все имело возможность окончиться оправданием Юханцева присяжными, но тут в происходящее деятельно вмешался председательствовавший на ходе известный юрист Анатолий Федорович Кони. Довольно того, из-за чего он, в случае если говорить прямо, решил надавить на присяжных, существует пара предположений.
По одной из них, он только что оправдал террористку Веру Засулич и сейчас стремился продемонстрировать власти, что не оппозиционер и потому готов сурово наказать вора, обокравшего все правящее сословие. По второй версии, суровость Кони разъяснялась тем, что в данный сутки умирал его папа, но вместо того, дабы проститься с ним, он слушал продолжительные витийствования Жуковского. не меньше возможно да и то, что обе эти обстоятельства верны, а основное — Кони не имел возможности допустить, дабы рассказать о краже огромной суммы просто не понёс наказание.
Как раз об этом Кони без обиняков и сообщил присяжным в напутственной речи. Он растолковал, что , если суды начнут оправдывать тех, кто крал, по причине того, что для этого существовали благоприятные условия, дело может зайти через чур на большом растоянии. А позже увидел, что весьма тяжело отличить раскаявшегося безбожника от лукавого лицемера.
Кони сказал так убедительно, превратившись, по сути, из судьи в прокурора, что присяжные признали Юханцева виновным по всем предъявленным ему обвинениям. Камер-юнкера лишили всех прав состояния и послали в ссылку в Сибирь. Но благодаря так и не отысканным деньгам его отъезд в пребывание и ссылку в том месте превратились в новую тему для светских сплетен.
Говорили, что его отправляли в места не столь отдаленные на намерено нанятом для него пароходе, на котором, провожая его, плыли цыгане и окружавшая его прежде публика.
А его метод отбывания ссылки привёл к вопросам у влиятельных чиновников. 29 сентября 1879 года енисейскому губернатору Аполлону Давыдовичу Лохвицкому был послан запрос из Главного управления Восточной Сибири, в котором говорилось:
Водворенные на жительство в Красноярск ссыльные Юханцев и Солодовников, пользуясь достаточными материальными средствами, живут далеко не соответствующе их настоящему положению, нагло стараются втереться в городское общество, фигурируют в театрах и общественных собраниях в первых последовательностях и пр. Подобные же сведения взяты о несоответствии званию ссыльного судьбы водворенного в Красноярск Овсянникова.
Признавая, что подобного рода образ и поведение судьбы названных лиц должны создавать очень неприятное впечатление на местное общество и функционировать на него деморализующим образом, не говоря о том, что сама их ссылка в Сибирь теряет всякое значение, прошу Ваше Превосходительство сказать мне, как верны доходящие до меня сведения о них, и о Скачкове. И не находите ли Вы нужным перевести названных лиц в какую-либо другую местность. Прошу сказать мне, по чьему разрешению они живут в Красноярске.
В ответ губернатор писал:
Благодаря тайного письма Вашего Превосходительства от 29 сентября имею честь представить копии статейных перечней ссыльных Юханцева и Овсянникова. Юханцев по распоряжению Экспедиции о ссыльных послан на жительство в Красноярск. Овсянников той же Экспедицией приписан к Зеледеевской волости.
По докладу главы Енисейского губернского жандармского управления Овсянников и Юханцев ведут себя замечательно, ни в чем предосудительном не увидены… Воображая вышеизложенное на благоусмотрение Вашего Превосходительства, имею честь присовокупить, что ссыльные Овсянников и на данный момент вправду бывают в театре и сидят в первых последовательностях кресел.
Губернатор не написал, что Юханцев к тому же предпочитает обедать в обществе местного полицмейстера. Позднее он прославился тем, что заказывал себе в Красноярск фрукты из зарубежа. Но, когда денежный источник начал иссякать, сладкая судьба ссыльного Юханцева подошла к концу.
В 1885 году его прекратили принимать где бы то ни было, он жил более чем робко на окраине города и трудился писцом в милицейском управлении за 25 руб. в месяц.
Вправду ли у него кончились все припрятанные деньги либо нет, так и осталось малоизвестным. По окончании 13 лет, совершённых в ссылке, его по прошению министра юстиции на высочайшее имя помиловали, но в прошлом состоянии не вернули. Летом 1892 года он получил разрешение жить по всей территории России, за исключением столичных губерний и столиц.
Больше о нем ни при каких обстоятельствах и ничего не слышали.
