Кошмар на улице разом
Отыщем в памяти времена Великой депрессии 30-х годов прошлого века — они страшны. Настораживает, что события в Соединенных Штатах, каковые стали причиной коллапсу во второй половине 20-ых годов XX века, да и то, что мы замечаем на данный момент, имеют весьма схожие черты. // Юрий Коротецкий.«D`» №20 (59)/20 октября 2008
Обвал фондового рынка в 1929 году стал катастрофой миллионов. Люди утратили все, что имели, многие в отчаянии прибегали к суициду. Октябрьское падение принято вычислять началом Великой депрессии, которая овладела США на все последующее десятилетие.
В июле 1932 годаиндекс Dow Jones опустился до самого низкого за все кризисные годы уровня, упав в десять раз по сравнению с рекордным значением перед провалом 1929 года: с 400 до 40 пунктов.
В самый тяжелый момент кризиса, в 1933 году, каждый четвертый трудоспособный американец был безработным. До Великой депрессии экономика росла в среднем на 3,5% в год, а по окончании октябрьской трагедии ВВП страны, наоборот, уменьшался в год более чем на 10%. Фактически прекратилосьстроительство нового жилья. Цены на продукцию фермеров упали за три года более чем наполовину, на улицах городов находились очереди за бесплатной похлебкой.
Но самой громадной бедой ВД сталкрах финансовой системы. С 1929 по 1934 год обанкротились более 11 тыс. банков. Объем финансовой массы за это время уменьшился на треть. Небольшие инвесторы, желающие достатки во время бума 1920?х годов, были жестоко ранены провалом, в то время как богатые перенесли убытки и жили , словно бы бы ничего и не произошло.
Но, всем этим кошмарам предшествовали годы беззаботного восхождения к вершинам фондового рынка.
Заложники потребления
В истории Америки 1920?е годы стали самым парадоксальным десятилетием, которое кроме краха и расцвета на Уолл-стрит запомнилось запретом общества и зарождением потребления на продажу и производство спиртного. Экономический бум, начавшийся в 1922 году и продлившийся семь лет, был неожиданным. По окончании Первой Мировой Соединенные Штаты вышли на передовую мирового хозяйства и получили возможность возвратиться к самодостаточности и изолироваться от событий в Европе.
Производственные мощности приводили к зависти всей земли, население росло. Низкие темпы инфляции усиливали приток средств на рынок ценных бумаг. Нью-Йорк поменял Лондон на позиции мирового центра инвестиционного капитала. Страна погрузилась в потребления и угар производства.
Частное потребление поглощало более двух третей того, что создавала страна, и основывалось на ожиданиях постоянного роста поизводства. Машины, телефоны и радиоприёмники стали товарами массового производства. Число семей, имеющих радио, возросло с 60 тыс. до 10 млн, а число домашних телефонов возросло на 20%.
К 1929 году количество производства автомобилей на фабриках Форда превысил 3 млн штук в год. Но безудержное потребление строилось на зыбком фундаменте: среднестатистическая заработная плата равнялась 48 центам в час при 44?часовой рабочей неделе. В данной ситуации только кредиты имели возможность поддерживать его рост.
Денежный гипермаркет
Торговля ценными бумагами была вторым броским элементом американской грезы. Для многих приобретение акций неспешно заменило банковские накопления. В то время, когда брокеры стали раздавать в кредит инвесторам средства, полученные ими самими подпроцент, в денежной совокупности начала строиться пирамида. Казалось, что вся страна спекулирует на рынке, получает товары и к тому же делает вид, что не берет в рот спиртного.
Имущественное неравенство было большим.Накопление огромных состояний граничило с размером средней зарплаты менее $1500 в год. Наряду с этим узкий круг обеспеченных людей обладал подавляющей частью активов: всего 5% населения осуществляло контроль 90% богатства страны, а 200 большим компаниям принадлежала добрая половина корпоративной собственности. В то время как денежные рынки переживали бум, сельское хозяйство, которое не имело недорогих и долгих денег для собственного развития, прозябало.
Динамику ставок по кредитам задавали не денежные власти, а безудержные спекуляции на рынке, требующиелюбой ценой все новых вливаний ликвидности.
В это же время случилось эпохальное событие. англичане и Американцы заключили контракт. Для стабилизации фунта стерлингов Англии был нужен большой заем, что в 1925 году и предоставили ей ФРС и банк JP Morgan.
Стороны решили закрыть английский фондовый и денежный рынки от чужестранцев, а так как ставки в США были ниже, чем в Англии, нуждавшиеся в деньгах государства и компании стали занимать не фунты в Лондоне, а доллары США в Нью-Йорке. Так США вышли из состояния страны-должника, в котором они пребывали столетие, и стали страной-кредитором. Благодаря низкой ставке снизился в цене потребительский кредит, а кроме этого деньги, ссужаемые спекулянтам на фондовом рынке (нынешние кредитные плечи).
Уолл-стрит до таковой степени впала в сумасшествие от собственных рекордных оборотов, что начала отождествлять себя с благом страны. Инвестбанкиров с Улицы, каковые на подписке займов (организация размещений, IPO) и акций получали огромные барыши, упоминали как людей, увеличивающих платежный баланс США. Коммерческие банки, пробуя угнаться за инвестиционными, все шире проникали на опасную для них Уолл-стрит.
Они организовывались в холдинги и через приобретение вторых компаний либо методом расширения спектра одолжений занимались брокерской подпиской и деятельностью. в первых рядах всех в деле продаж ценных бумаг частным лицам шли «дочки» больших нью-йоркских банков. Среди них выделялась National City Company, структура Национального городского банка.
NCC удалось создать «денежный супермаркет», ставший моделью работы с небольшими инвесторами на последующие годы. Конторы в 50 городах по всей стране объединяли под одной крышей отделение банка, пункт торговли ценными бумагами и трастовую контору. К финишу 1920?х годов NCC превратилась в одного из наибольших подписчиков на займы всех типов, каждый год реализовывая новые акции на сумму более $1 млрд.
По сути, компания реализовывала «бычьи» настроения американскому обществу.
Парад ростовщиков
Фактор недорогих денег уже сам по себе содействовал росту фондового рынка более чем на 200% с 1925 по 1928 год. А весной 1927 года случилось второе знаковое событие. Так, главы центробанков Англии, Германии и Франции внесли предложение США «уронить» цена кредита для уменьшения давления на сокращения оттока и европейские рынки золота из Ветхого Света.
Напомним, в то время валюты были обеспечены золотым запасом, и лишь в 70?х годах прошлого века случился отказ от золотовалютного стандарта.
ФРС отправилась на данный ход и понизила учетную ставку еще на полпункта. Обострилась борьба за деньги, которыми кредитовали спекулянтов, применявших заемные средства для финансирования приобретений акций. В то время как официальная учетная ставка ФРС равнялась 3,5%, игроки готовы были занимать деньги под 12% и кроме того выше.
Но рынок уже начал путаться в цепочке должников. Спрос инвесторов, получавших бумаги, очень сильно повышал цену приобретения акций, а брокеры для поддержания устойчивости рынка расширяли кредит инвесторам. Для кредиторов процесс был только прибыльным и казался совсем безрисковым.
К финишу третьего десятилетия ХХ века кроме банков фондовый рынок, а правильнее воротил, стремившихся покупать все больше и больше акций для игры, стали кредитовать и компании. Большой спрос на деньги для игры с ценными бумагами кроме этого стал причиной возврату ростовщичества, которое стало широко распространено на атлантическом побережье. Для гангстеров данный вид деятельности по окончании незаконной торговли алкоголем стал еще одной статьей доходов.
Все под залог
Ответственность за кредитную пирамиду была на совести банков резервной совокупности, и в первую очередь ФРБ Нью-Йорка. Директора 12 окружных банков молчали, глядя, как простых людей от Мэна до Калифорнии вовлекали в инвестирование в фондовый рынок, в итоге на американский бизнес обрушилась волна спекуляций, рассчитанных на постоянный рост стоимостей. В управлении самой ФРС превосходно знали о разнице в ставках (3,5 и 12%), но не видели особенной потребности что-либо предпринимать.
Коэффициент P/E, отношение цены акции к прибыли компании, достигал значения 100 единиц для некоторых компаний. Выходить же из активов инвесторы не решались кроме того по окончании появления показателей падения. Одной из обстоятельств для того чтобы поведения была налоговая совокупность.
Средства были закрыты на фондовом рынке высокими налогами (до 70%) на доходы. В случае если чистые спекулянты деятельно брали и приобретали ценные бумаги, то консервативные инвесторы сидели на огромных доходах, но не монетизировали их через продажи.
Начало финиша
Цена некоторых бумаг была столь высока, что понижение было неизбежным. Соотношения P/E пребывали на запредельных уровнях. Так, для акций Alleghany Corporation коэффициент равнялся 108, для Goldman Sachs Trading Corporation и Columbia Gramophone — 129, для Cities Service — 165, для Национального муниципального банка — 120.
В середине октября глава Национального городского банка (с P/E = 120) Чарльз Митчелл объявил, что «рыночные цены имеют здоровую базу, соответствующую неспециализированному процветанию нашей страны».
Но уже в среду 23 октября начались панические продажи. На закрытие дня индекс Dow Jones Industrial составлял 305 пунктов при количестве торгов, превысившем 6 млн акций. Падение индекса практически на 7% за дни привело инвесторов в замешательство. Но следующему дню предстояло стать самым драматичным из всех, какие конкретно лишь пережила NYSE: сутки 24 октября 1929 года вошел в историю как «тёмный четверг».
К финишу сессии сообщения, передаваемые ленточными тикерами, отставали от происходящего на полдня, а люди в бэк-конторах брокерских компаний и самой биржи тонули под валом распоряжений о продажах. Через пара часов по окончании закрытия торгов было заявлено, что их дневной количество превысил 12 млн акций. Ведущие банкиры независимо от ФРС решили применять проверенный временем способ и обязались выкинуть на рынок около $130 млн в надежде на то, что начнется рост.
Первый заказ на приобретение акций US Steel на биржевой площадке выполнил Ричард Уитни, президент NYSE. Кроме этого пул оказал помощь акциям ATM T, Anaconda Copper, General Electric и New York Central Railroad. Эта операция вкупе с вторыми упрочнениями, предпринятыми в течение следующих недель, частично стабилизировала рынок. Тогда американский президент Герберт Гувер сделал известное прошение о том, что американский бизнес стоит на крепкой базе.
Но через пара дней спад возобновился. В понедельник 28 октября продажи захлестнули рынок. Перечень самых реализовываемых акций возглавили бумаги Radio Corporation of America (–30%) и все той же US Steel (–15%), на стабилизацию которой были израсходованы немыслимые $27 млн.
На внебиржевом рынке фаворитом по количеству продаж стала Cities Service, упавшая практически на 40%.
Вторник 29 октября был для рынка еще большей трагедией. Более 16 млн акций перешли в данный сутки из одних рук в другие, а банкирский пул уже истощил собственные ресурсы. События обнулили тысячи квитанций, открытых биржевыми спекулянтами у брокеров по маржинальным сделкам.
В течение семь дней были понесены большие убытки, от которых последовательность инвесторов так и не оправились. Люди стали опасаться тротуаров, потому, что возросло число суицидов. Администраторы нью-йоркских отелей с неприятной иронией задавали вопросы желающих снять номера: «Вам помещение для ночлега либо дабы выброситься из окна?»
Кто виноват
Позднее Герберт Гувер, которому «повезло» появляться у руля Белого дома в смутное время, назовет обстоятельством провала 1929 года деятельность небольших спекулянтов, пробовавших взять стремительную прибыль. Да, истории о том, что игрой на рынке занимались представители самых различных слоев общества, честны, но удельный вес этих игроков в неспециализированной массе населения был относительно мал. Только у немногих американцев были брокерские квитанции.
В начале 1930?х годов из приблизительно 125 млн обитателей США такими квитанциями владели всего 1,5 млн человек. Но, цифра не включала институциональных инвесторов и банки, на каковые и приходился главной количество операций. В то время, когда случился обвал, экономика уже сползала в депрессию.
Но ответственность за провал рынка и последовавшую депрессию лежит на самой Уолл-стрит, потому, что нереально проигнорировать огромное действие, которое банковское сообщество и Улица оказывали на поведение людей и стоимость денег.
При подготовке статьи были использованы книги: Чарльз Р. Гейсст «История Уолл-стрит», «История биржевой торговли» (изд. К2Кapital и ФК «Открытие», 2007), «Деньги, банковское дело и финансово-кредитная политика» (изд. «Профико», 1991).
