«Это серьезнейший удар по бизнесу и репутации»
Президент «Ренессанс Страхования» Борис Йордан о том, сколько возможно заниматься пенсионным бизнесом в Российской Федерации.
Количество средств в личной пенсионной совокупности по результатам прошлого года достиг 1 трлн рублей: необходимое пенсионное страхование, введенное на протяжении пенсионной реформы 2002 года, стало главным источником формирования этих средств. На пенсионный рынок вышли игроки, ориентированные на ритейловый бизнес.
Много процентов роста, показанные новыми игроками по результатам прошлого года, спровоцировали внимание к ним со стороны регуляторов: несколько дней назад трем НПФ из наибольших по количеству пенсионных накоплений были введены ограничения на привлечение клиентов за мошенничества с оформлением соглашений. Чьи интересы смогут находиться за этими санкциями, как социальное обеспечение делается прибыльным бизнесом, за что страховщикам стыдно перед инвесторами и из-за чего на русском рынке осталось четыре банка, в интервью “Ъ” поведал президент инвестгруппы «Спутник», президент группы «Ренессанс Страхование» Борис Йордан.
— Смогут ли санкции Пенсионного фонда России привести к утрата бизнеса НПФ, в отношении которых они применены? Так как расторжение трансферагентских соглашений разламывает, по сути, совокупность, которая является фундаментом разработки привлечения клиентов и которая обеспечила, например, вашему фонду резкий рост продаж.
— на данный момент все зависит от того, как конструктивным будет диалог с ПФР. Прошедшая на этой неделе встреча продемонстрировала, что это реально. ПФР разглядывает возможность смягчения санкций при условии своевременного ответа фондами имеющихся усиления и проблем мер противодействия мошенничеству. Эта неприятность существует в любом бизнесе, применяющем агентский канал продаж.
Но в этом случае нельзя исключать, что за ней стоит ухудшение борьбы, вызванное выходом на рынок игроков из страхования, у которых сети продаж намного шире, чем у существующих аффилированных с большими фирмами фондов. Я никоим образом не дисконтирую проблему мошенничества, но его количества через чур незначительны и локальны, дабы вызвать такой широкий резонанс.
Лидирующие сейчас фонды исторически не были активны в ритейле и очень сильно насторожились, в то время, когда на рынке показались ориентированные на розницу игроки. Имеется кого опасаться: к примеру, за нами о выходе на рынок ОПС заявили наибольшие страховые компании, в одной около 20 тыс. агентов, в второй больше 60 тыс. Ясно, что бизнес действующих корпоративных фондов может пошатнуться — сила сетей продаж ритейловых игроков в десятки раз выше.
Создание широкой агентской сети — это дорогое наслаждение, но страховые компании смогут себе это разрешить, поскольку реализовывают через эту сеть другие страховые продукты, к примеру, страхование судьбы, как мы. Исходя из этого я считаю, что три самых быстрорастущих фонда, каковые деятельно развивали как раз розницу, пострадали не просто так.
— Вы желаете заявить, что, опасаясь вашего потенциала, действующие фонды инициировали истории с мошенничествами?
— Предстоящее развитие рынка по окончании насыщения корпоративного сегмента вероятно лишь за счет активных продаж с свойственными им рисками, это факт. Вопрос неправомерных переводов пенсий из фонда в фонд показался не в текущем году, часть таких контрактов с каждым годом находится в рамках статистической погрешности. Речь заходит о десятых долях процента от всего количества контрактов, осуждённых НПФ.
Так, отечественный фонд на конец 2010 года заключил 410 тыс. соглашений, имеющиеся письменные обращения составляют от них 0,1%. По статистике обращений видно, что отечественная неприятность носит сугубо локальный темперамент. Мы распознали организованную группу мошенников в Ставрополе, каковые для комиссионных применяли полученные незаконным методом персональные эти людей и подделывали их подписи на соглашениях о переводе собственных пенсионных накоплений к нам в фонд.
Наряду с этим, представьте, в качестве контактных телефонов, по которым мы контролируем достоверность соглашений, мошенники показывали мобильные, с которых была установлена переадресация на два номера, по которым отвечали соответственно мужским и женским голосом в зависимости от пола клиента, а кодовым словом служило имя клиента. Найти эту схему колл-центр, в котором трудится больше 100 человек, не имел возможности.
В это же время в базе данных, которой пользовались мошенники, были сотрудники местного отделения ПФР, прокуратуры, журналисты. И вот это необычно. Само собой разумеется, мы трудимся над обстановкой, мы гарантируем возврат и сохранность всех неправомерно переведенных накоплений. Больше половины от поступивших к нам письменных обращений уже урегулированы.
Мы ужесточили условия работы и системы контроля для отечественных агентов. Для оформления соглашения они должны сейчас предоставлять копию удостоверяющего личность документа. Но нужно учитывать, что в данной ситуации никто не утратил деньги. Парадокс, но клиенты, наоборот, смогут получить на этом.
Так, в прошедшем сезоне мы обеспечили доходность отечественным клиентам выше среднерыночной — 11,85%. Несомненно, ситуации, в то время, когда пенсионные накопления переводятся из фонда в фонд без ведома самих застрахованных, недопустимы. Но в случае если такая неприятность показалась, то необходимо постараться с ней совладать, искать комплексное и действенное ответ.
Вопрос в том, откуда к мошенникам имели возможность попасть базы с паспортными данными людей, поскольку как раз в этом и кроется причина мошенничества. Расторжением трансферагентских соглашений либо вторыми санкциями к отдельным фондам эту проблему не решить. Она будет всплывать в других фондах, пока базы данных без всяких последствий гуляют по рукам.
Наряду с этим, я повторюсь, существующий сейчас уровень мошенничества на рынке (около 2 тыс. письменных неанонимных претензий на 11 млн клиентов НПФ) в любом втором бизнесе служил бы доказательством эффективности и прозрачности выстроенной совокупности. За 25 лет работы на денежных рынках я ни разу не сталкивался для того, чтобы это было предлогом для отстранения от работы на рынке наибольших игроков. Расторжение трансферагентских соглашений — это, по сути, закрытие канала продаж.
Это серьезнейший удар по бизнесу, по репутации, что ничего, не считая недобросовестной конкуренции на рынке, не породит. Я не спорю, использование твёрдых санкций может иметь место, но, на мой взор, не может быть неожиданным и непрозрачным.
— В полной мере, в случае если цель — отменить накопительный компонент, о чем в далеком прошлом говорят на различных уровнях власти. Мошеннические продажи в негосударственных пенсионных фондах — красивый аргумент в пользу пересмотра пенсионной совокупности.
— Это нереально. Пенсионные накопления — это деньги плательщиков налогов, перед которыми государство забрало определенные обязательства по конвертации налоговых отчислений в пенсионные взносы. Запрещено внезапно сообщить: «Мы передумали».
— В условиях нарастающего недостатка Пенсионного фонда, сокращения числа и увеличения пенсионеров трудящихся граждан это в полной мере настоящий сценарий. Тем более в предвыборный год.
— Это весьма цинично. Я исхожу из того, что люди знают очевидные вещи: эффективность негосударственных пенсионных фондов доказана уровнем доходности, которая выше, чем в национальной управляющей компании.
— Вычисляете, что люди это знают? Большая часть людей наблюдают телевизор и верят тому, что в том месте говорят.
— Что бы ни говорили, факт остается фактом. Пенсионная реформа уже имеет хороший итог. 11 млн людей предпочли перейти в негосударственные пенсионные фонды.
И это экономически активные, ответственно относящиеся к собственной жизни люди — средний класс — база любой экономики, каковые видят, что управление средствами в частных фондах более действенно, и знают, что решение проблемы мошенничества лежит в второй плоскости. К примеру, одним из дорог ее ответа имело возможность бы стать лицензирование либо сертификация агентов, среди них и страховых. Тогда у них покажется и ответственность, и познание продукта, что они реализовывают.
— А кто будет платить за это?
— Пускай индустрия и платит.
— Другими словами вы инициируете повышение издержек.
— Мы — несколько «Спутник» совместно с нашим партнером Европейским банком развития и реконструкции — уже положили в данный бизнес больше $100 млн. Мы заинтересованы и вправе рассчитывать на определенность, на прозрачность и стабильность правил работы на этом рынке.
— По закону, НПФ — это некоммерческая организация, занимающаяся социальным обеспечением. Вы же пробуете, по сути, перевоплотить его в бизнес. Вы не допускаете, что кому-то дискомфортно думать, что вы получаете деньги в том месте, где вторым не удается?
— Отечественная стратегия на рынке ОПС изначально заключалась в том, что заключение соглашения о переводе накопительной части пенсии должно служить для агента отправной точкой для кросс-продаж полисов страхования судьбы — более сложных, но и более действенных с позиций будущей пенсии продуктов. Исходя из этого правовой статус пенсионного фонда в нашем случае не есть значительным ограничением, потому, что большинство издержек — а также затраты на персонал — лежат на компании по страхованию судьбы. Это вопрос оптимизации затрат в условиях, в то время, когда НПФ имеет некоммерческую организационно-правовую форму.
— Из-за чего для вас данный бизнес привлекателен, в то время как множество больших банков с громадными сетями продаж, создавших личные пенсионные фонды на волне введения накопительного страхования в 2002–2003 годах, отказались от намерений развивать это направление?
— Неприятность в том, что в этом бизнесе в первые пять-семь лет нереально получить. Необходимо вкладывать. Лишь позже вероятно сказать о доходности. Страхование — похожий бизнес. Пока не выведешь его на определенный уровень продаж, нереально окупить инфраструктуру. В докризисные времена банки привыкли к высокой марже, которая доходила иногда до 40%. Генерировать таковой уровень в страховании либо пенсионном бизнесе нереально.
Я пять лет тружусь в страховании, и мы планируем выйти в прибыль в 2013 году. Имело возможность бы быть стремительнее, если бы не кризис.
— По окончании кризиса прошло три года, и мнения экономистов разделились. Одни уверены в том, что кризис закончился, другие, наоборот, утверждают, что многомиллиардные вливания госсредств в экономику создадут инерционный эффект, негативные последствия которого мы заметим в ближайшие пара лет. Как рискованным, на ваш взор, есть данный фактор?
— Тут имеется моменты, каковые необходимо поделить. Во-первых, кризис, что был создан американской экономикой, оказал значительное влияние на Россию, но сейчас оно минимально. А монетарные власти — как в Америке, так и в Европе — борютсяс его негативными последствиями.
Экономики не восстановились, и их рост поддерживается большими вливаниями со стороны стран. Только бог ведает, что случится, в то время, когда страны прекратят стимулировать собственные экономики. Смогут ли они самостоятельно расти и в какие конкретно сроки. Быть может, это будет новый этап кризиса. Ясно, что количество денег, которое вливалось в мировую экономику, стало причиной большой толчок цены активов.
Страны в некоем смысле рекапитализировали финансовую систему за счет недорогих денег, инъекцированных на денежные рынки. Банки получили на этих недорогих ресурсах, перекрыв тем самым убытки, приведшие их к фактическому банкротству. Сейчас ни у кого нет понимания, как все это сработало и может ли это обеспечить независимый рост экономик. Кроме этого неясно, что будет происходить, в том числе и в России, которая интегрирована в мировую экономику.
В случае если оценивать внутреннюю обстановку, то острый период, непременно, пройден, но у меня нет уверенности, что продолжения кризиса не будет. Лишь шарлатаны на данный момент возьмутся строить какие-то прогнозы.
И, во-вторых, в пока только развивающейся российской экономике дополнительно к кризису присутствуют еще и нерешенные фундаментальные неприятности. В 2007 году при цене на нефть $70 за баррель российский бюджет был сбалансирован. А на данный момент при цене на нефть $116 за баррель — у нас недостаток. Это обосновывает, что в структуре экономики громадные неприятности.
Наряду с этим на данный момент предвыборный период, в то время, когда традиционно происходит повышение госрасходов. Это не учитывая того, что сейчас, как и на Западе, отечественная экономика деятельно стимулировалась, что увеличило нагрузку на бюджет. Вычислять, что стоимость одного бареля нефти будет стабильной, наивно.
На существующем уровне стоимости одного бареля нефти нам удается вырабатывать более-менее сбалансированный бюджет с маленьким недостатком, но пройти второй этап финансового кризиса будет сложнее, по причине того, что возможностей для нового стимулирования экономики уже не будет.
— На основании чего вы вычисляете, что вечная неприятность зависимости русском экономики от сырьевого сектора будет решена?
— В то время, когда мы вошли в кризис, в банковской совокупности было больше игроков. Сейчас у нас де-факто четыре по-настоящему больших банка, кроме зарубежные: Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, Россельхозбанк. Что их объединяет?
Национальные собственники. Но при всем уважении к профессионализму менеджмента и тем трансформациям, каковые проводятся на данный момент в ВТБ и Сбербанке, экономика России неимеетвозможности полноценно функционировать с четырьмя банками. Кроме того при наличии особых программ они просто не дотягиваются до малого бизнеса и финансирования среднего. Наряду с этим у них довольно много денег: все ликвидные ресурсы. Государственные банки говорят: у нас мало людей, мы можем разглядывать сделки лишь от $500 млн и выше.
На меньшие кредиты времени нет. И это — настоящая неприятность. И я не говорю, что это вина госбанков, но это — факт. Другими словами денежная совокупность через чур консолидирована в узком кругу, и она обязана расширяться. Помимо этого, в Российской Федерации де-факто отсутствует и небанковская денежная совокупность — страховые компании и пенсионные фонды.
Во всем мире эти структуры снабжают финансирование больших проектов, играются огромную роль в экономиках. Если вы взглянуть на индекс SP500, то 80 из 500 фирм (16%) — это компании денежной совокупности. У нас их по большому счету нет.
Без развитой денежной совокупности, которая способна обеспечить ресурсами средний бизнес и малый, экономика ни при каких обстоятельствах не будет диверсифицированной.
— Но так как имеется личная финансовая система: фондирование в том месте обходится дороже, но многие банки заявляют о готовности кредитовать средний бизнес и малый. Но получается так, что лучшие клиенты — в госбанках, а те, что достаются частным игрокам, ухудшают их сумки, формируя новые риски?
— Спрос на рынке имеется, и компании готовы кредитоваться. Но не так дорого. И не так жестко. А вдруг мы говорим о развитии бизнеса, то условия должны быть лучше. Ясно, что средний и небольшой бизнес неимеетвозможности дать банкам такие же качественные залоги.
Исходя из этого тут нужна национальная программа стимулирования: быть может, через субсидии со стороны госбанков, дабы дать толчок формированию этого бизнеса. Отечественная финансовая система не была в достаточной степени рекапитализирована на протяжении кризиса. В Соединенных Штатах государство прежде всего решило эту проблему, добавив банкам капитал.
И банки уже вернули эти деньги стране, преодолев последствия кризиса. У нас государство не входило в капитал: в качестве мер помощи употреблялись синдицированные кредиты. И выдавались они наибольшим банкам.
Эта модель сработала. Но к чему она привела? Она приостановила проникновение кризиса, а также обезопасила население.
Но наряду с этим и без того предельно концентрированный финсектор сделался еще более концентрированным.
— На страховом рынке таковой неприятности нет?
— Страховой сектор не взял господдержки кроме того в виде синдицированных кредитов. Большая часть страховых компаний по окончании демпинговой политики и убытков кризиса, реализуемой некоторыми компаниями в рвении получить в нынешней конъюнктуре, имеют сейчас неприятности с капиталом. У нас компании из топ-20 по мировым стандартам недокапитализированы.
Наряду с этим они не смогут взять финансирование на зарубежных рынках, по причине того, что для западных инвесторов страхование — следующий уровень по окончании банков. Помимо этого, в условиях недокапитализации вкладывать в страхование — дополнительный громадный риск. Еще до кризиса все страховые компании имели дефицит капитала. А сейчас представьте, в каком состоянии их балансы.
Как именно они смогут поднять капитал? «Росгосстрах» на данный момент готовится к громадной сделке, и ее результаты будут индикативными для всего рынка. Будет ясно, готовы ли западные инвесторы брать эти риски. В случае если все пройдет удачно, это откроет двери для всего рынка.
В случае если нет, это еще больше усугубит обстановку. По большому счету, получить в страховании возможно двумя методами — через конкретно страховой бизнес, где маржа образовывает максимум 5%, и через инвестиции. Но в случае если нет капитала, о каких инвестициях может идти обращение? Приходится получать на страховании, но это займет минимум 20 лет.
Ожидать придется продолжительно. В это же время страховой сектор — наиболее значимый элемент экономики во всех развитых государствах.
— А из-за чего ни один из страховщиков, заявивших о выходе на IPO, так и не сделал этого? Изнаночная сторона баланса?
— До кризиса была одна MA-сделка, которая была удачнее, чем выход на IPO, клиент дал хорошие условия. И позже, для выхода на IPO необходимо продемонстрировать количество бизнеса, количество премий обязан составлять как минимум $1 млрд. Мы, к примеру, пока смогли собрать $550 млн. Что касается вторых, то кое-какие так пострадали на протяжении кризиса, что им до тех пор пока нечего продемонстрировать потенциальным инвесторам. Нереально выходить на западный рынок с ограниченными возможностями для создания прибыли.
Тут может оказать помощь федеральная программа. Причем достаточно оказать помощь 10–15 наибольшим компаниям, выдав им синдицированные кредиты, допустим, на пять лет. Затем компаниям будет не стыдно выходить на открытый рынок: их балансы будут чистыми.
— Необычно рассчитывать на государственную поддержку: страховой сектор, если судить по опыту 2008 года, не есть приоритетным направлением политики.
— Ну, тогда государство должно решить о снятии всех ограничений на западные инвестиции, согласившись на распродажу всего страхового сектора.
— Какие конкретно основания вычислять, что страховой сектор в этом случае будет увлекательнее для западных инвесторов, чем, к примеру, банковский, где меньше неприятностей, но очевиден финал зарубежных игроков рынка?
— Я пологаю, что страховой сектор более увлекательный. Западные банки уходят из-за конкуренции с государственными банками. В страховании таковой национальной монополии нет.
Это полностью открытый рынок.
— «Росгосстрах» в этом смысле надёжен?
— Уровень проникновения в страховании находится на низкой отметке. Тут в полной мере вероятно обеспечить рост на 25% в год. Потенциал огромен. Вот, к примеру, рост тарифов на ОСАГО может дать некий толчок, закон об необходимом страховании ОПО начинает действоватьсо следующего года. И это один из способов рефинансировать рынок — ввести необходимые виды страхования по взвешенным тарифам на приемлемых и для клиентов, и для компаний условиях.
Это де-факто было бы субсидией для страховой отрасли. Еще один вариант — обеспечить платформу для развития страхования судьбы. Это большой рынок. Но тут необходимо создать экономические условия для создания спроса. Так как необходимо убедить клиента в том, что ему удачнее приобрести полис страхования судьбы с доходом в 5% годовых, притом что банковские депозиты дают 7%. Для этого нужна льгота по подоходному налогу.
Это создаст мотивацию.
— Таковой опыт уже был. Закончилось тем, что рынок погряз в «серых» схемах по оптимизации налогообложения. К тому же разумеется, что до тех пор пока население предпочитает не накапливать, а тратить.
Банковские депозиты, будучи намного менее сложным продуктом по собственной структуре, пользуются все меньшим спросом.
— Не совсем так. Отечественный бизнес весьма показателен для понимания структуры спроса в экономике. По причине того, что страхование — это чуть ли не самое последнее, что люди берут. Тот факт, что у нас начался рост настоящего страхования, показывает, что спрос начинает формироваться. До кризиса, к примеру, процент расторжения соглашений по долговременному страхованию судьбы составлял около 18%.
Это хороший показатель для совсем юный компании.
— Вы желаете заявить, что, в случае если пятая часть соглашений расторгается, это — хорошо?
— Деятельно реализовывать полисы страхования судьбы мы начали в 2006 году, другими словами срок действия большинства контрактов не превышал двух-трех лет. Согласно данным статистики во всем мире контракты, по которым платежи вносились менее пяти-шести лет, расторгаются в 20–25% случаев. Чем продолжительнее срок накопления, тем меньше уровень расторжений.
Но кроме того по десятилетним соглашениям нормой считается около 10–15% расторжений. Кошмар начался в кризис, в то время, когда чуть ли не 40% клиентов начали отказываться вноситьплатежи.
— На чем вы выжили?
— Страно, но на продаже необходимого пенсионного страхования. на данный момент обстановка со страхованием судьбы неспешно улучшается, и мы рассчитываем к Январю выйти на докризисный уровень по числу расторгаемых соглашений. В целом же я уверен, что страховой бизнес — самый динамично растущий бизнес в Российской Федерации.
— Вы это рассказываете последние пять лет.
— По причине того, что это так. До кризиса рынок рос на 20–25% в год. И в текущем году мы вырастем на 15–20%.
— Эффект низкой базы?
— Нет, если не считать низкой базой количество бизнеса компании, входящей в топ-10. Это эффект неосвоенного рынка, минимального уровня проникновения страхования. Я выстроил хватает бизнесов в собственной жизни и вот таковой скептицизм, как у вас, замечал у большинства. Поверьте, пенсионные накопления и страхование — это самый быстрорастущий сегмент в экономике в течение ближайших 10–15 лет. Кризис, непременно, внес собственные коррективы.
Но, простите, на это никто не имел возможности воздействовать. на данный момент из кризиса мы выходим, в этот самый момент гарантирован рост. По причине того, что без долговременных денег, каковые смогут обеспечить пенсионные фонды и страховщики, нельзя обеспечить экономический подьем.
Из-за чего все отечественные IPO проходят на западных рынках? Из-за чего в Китае местные рынки капитала такие большие? По причине того, что главные игроки в том месте — страховые компании и пенсионные фонды. Они руководят резервами количеством в триллионы долларов. В то время как банки не являются активными игроками, они играются, несомненно, ключевую роль, но их функция — передвигать капитал, и они перебрасывают между собой эту маленькую ликвидность.
А страховые компании и пенсионные фонды занимаются созданием капитала. Вот и получается, что без пенсионных накоплений и стимулирования страхования в Российской Федерации не будет никакого развития экономики. По большому счету.
— Вам не думается, что вы преувеличиваете роль пенсионных фондов в Российской Федерации? Их инвестиционная декларация выстроена так, что «долгие» деньги смогут быть положены, по сути, лишь в «банковские депозиты» и голубые фишки. А это только усугубляет проблему диверсификации экономики, потому, что список активов, соответствующих требованиям по пенсионным инвестициям,— это, как говорят управляющие, «сплошной “Газпром”«.
Вы вычисляете, это — экономическое развитие?
— Со временем это все будет урегулировано. Покажутся возможности для инвестиций. Громадный потенциал — это инфраструктурные проекты, строительство дорог.
— Правильно, лишь до тех пор пока при постройке дорог довольно много денег закатывается в асфальт.
— Да. Но в случае если в постройку дорог будут вкладываться частные пенсионные фонды, они обеспечат контроль и прозрачность собственных инвестиций.
— Какова, на ваш взор, потенциальная емкость пенсионного рынка?
— Около 45 млн человек. Эти люди теоретически смогут перейти из национальной пенсионной совокупности в личную. Корпоративный ресурс на этом рынке исчерпан. Помимо этого, кроме того для уже реализованного ресурса — по тем соглашениям, каковые уже заключены кзптивными фондами с сотрудниками дружественных фирм,— имеется риск расторжения.
По причине того, что прямые продажи — весьма сильная вещь. Кэптивные фонды этого опасаются, поскольку ритейловые игроки реально смогут забрать у них клиентов за счет личной совокупности продаж. Нужно признать, что в Российской Федерации нет культуры клиентского сервиса.
Не смотря на то, что это вопрос номер один. Я сделал ставку на это и пробую выстроить продажи с большим уровнем обслуживания клиентов.
— Получается, вы по всем направлениям готовы идти на повышение издержек. Вы щедрый человек.
— Это вопрос управления его эффективностью и бизнесом. Многие затраты мы, наоборот, снижаем за счет технологичности процессов. И еще мы можем инвестировать деньги.
— А наибольшие инвестбанки, демонстрирующие убытки, получается, не могут?
— Это их неприятности. Я ставлю моим менеджерам весьма несложную задачу — обеспечить 5–6% годовых над инфляцией, дабы отечественные клиенты были уверены, что их деньги не будут утрачены. Фундаментальный принцип — не терять.
В то время, когда трудишься на русском рынке с его свирепой волатильностью, вопрос сохранности инвестиций играется первостепенную роль.
— Вы страно оптимистичны, не обращая внимания на фактическую угрозу утраты бизнеса. Чем это обусловлено?
— У меня хороший настрой. ситуациювозможно и необходимо применять для развития пенсионной индустрии, для совершенствования действующей совокупности, а не наоборот. И я, и наш партнер — ЕБРР уверены, что так и будет, хотя бы вследствие того что другой сценарий подорвет инвестиционную привлекательность всех сфер русском экономики, что поставит под вопрос реалистичность создания международного денежного центра.
Возможно будет забыть об IPO на русских биржах, о доверии населения к денежной совокупности и по большому счету к стране. Потребность России в долговременных частных инвестициях, источником которых помогают пенсионные накопления, и доступ на рынок управления ими частных инвесторов — сущность две стороны одной медали, одно без другого нереально. Я не верю, что из-за локальной технической неприятности может упасть выстроенная и удачно трудящаяся совокупность, целая перспективная отрасль экономики.
Я полон оптимизма и без устали вкладываю деньги в развитие собственного бизнеса. Это самое ответственное, потому, что, в случае если мы говорим об отстройке экономики от большого индустриального бизнеса, необходимо вкладываться в ее развитие, необходимо стимулировать инвестиции в различные отрасли. Самое легкое — это выстроить супермаркет. Но все, что было легко, в Российской Федерации уже сделано. Сейчас самая тяжёлая часть — выстроить устойчивую диверсифицированную экономику.
Для этого необходимо трудиться ночь и день. Возможно было бы сидеть в южной части Франции и собирать барыши, но это не бизнес.
