Восприятие цвета плавно перетекает из правого полушария в левое
Каждый охотник хочет знать, где сидит фазан, – из-за чего мы принимаем радугу как раз так, семью полосами спектра, а не в противном случае? Откуда по большому счету берётся это буйство красок, и все ли принимают палитру цветов одинаково? На эти простые, в неспециализированном-то, вопросы не так понятные ответы.
Похоже, природа одарила нас сложным и весьма эластичным визуальным аппаратом, разрешая одним видеть так, а вторым – в противном случае.
Цвет – черта во многом субъективная. Само собой разумеется, в базе этого явления лежит в полной мере объективный оптический закон отражения определённой части видимого спектра электромагнитного излучения каким-либо предметом. К примеру, апельсин отражает оранжевый, исходя из этого он, фактически говоря, таковой цвет и имеет.
Но у восприятия цветности имеется и вторая сторона – физиологически-психотерапевтическая. Личное восприятие цвета определяется не только его спектральным составом, но и изюминками устройства психики и человеческого глаза. Тут будет уместно отыскать в памяти дальтонизм – один из видов цветовой слепоты.
Радуга – оптическое явление, которое появляется, в то время, когда солнечный свет испытывает преломление в капельках воды, взвешенных в воздухе. Семь цветов спектра – главные, каковые принято выделять, но направляться иметь в виду, что в действительности спектр постоянен и цвета эти медлено переходят один в второй через множество промежуточных оттенков (фото с сайтов freewallpaperdesktopwallpaper.com, missouriskies.org).
Так как же мы принимаем радугу? Являются ли семь «хороших» цветов эфемерным продуктом высшей нервной деятельности, либо соответствующая программа распознавания «прошита» в зрительной совокупности любого представителя вида Homo sapiens по умолчанию и не может быть субъективной?
Для ответа на данный вопрос несложнее всего совершить маленькую редукцию колористики и постараться осознать, как это трудится на примере отдельных цветов.
Мы уже писали о том, что в некоторых языках многие знакомые нам цвета просто не имеют заглавия. В русском, к примеру, имеется два различных слова «светло синий» и «светло синий», тогда как в британском для обозначения и светло синий и голубого (в отечественном понимании) употребляется только одно слово – blue. Соседи британцев, валлийцы, пошли ещё дальше: у них словом glas обозначаются одновременно и светло синий и зелёный.
Результаты соревнования по распознаванию цвета между англо- и русскоязычными продемонстрировали, что последние (мы другими словами) на 10% стремительнее отличаем «светло синий» от «голубого» и различаем больше оттенков этих цветов. По всей видимости, предки в древности обитали в или в водной, или (чем линия не шутит!) в воздушной стихии.
В добропорядочной среде, в общем (иллюстрации с сайта colourlovers.com).
Но одни из самых «продвинутых» – индонезийское племя охотников-собирателей Дани, у которых по большому счету не было (на момент наблюдения около полувека назад) обозначения отдельных цветов, а употреблялись всего два понятия – «яркий» и «чёрный».
Такие кросскультурные языковые тонкости заинтересовали учёных ещё в 1950-х. В частности, как раз тогда Бенджамин Уорф (Benjamin Whorf) предложил свою идею релятивистской лингвистики, основанную а также на итогах опытов с добровольцами, каковые легче различали цвета, обозначенные отдельным понятием (чем те, для которых собственного «имени» в их языке не было).
Кстати, Оруэлл применял в собственном романе «1984» как раз идеи Уорфа: суть новояза заключался в том, что в случае если какое-то историческое событие либо кроме того легко природное явление нигде и никак не упоминается, то оно и не существует.
На протяжении эволюции у человека (и других приматов) показалось цветное зрение. Это было, возможно, позвано расширением экологической ниши либо переходом к дневному образу судьбы. Всего, напомним, в людской глазу находятся два типа светочувствительных клеток (на рисунке справа): палочки, несущие ответственность за сумеречное зрение, и менее чувствительные колбочки, несущие ответственность за цветное зрение.
В сетчатке глаза имеется, со своей стороны, три вида колбочек, максимум чувствительности которых приходится на красный, зелёный и светло синий участки спектра, другими словами соответствует трём «базисным» цветам. Равномерное раздражение всех трёх элементов, соответствующее дневному свету, приводит к ощущению белого цвета (иллюстрации с сайтов artlex.com, buytaert.net, visioninfocus.com).
Так, первоначально многие исследователи заключили, что восприятие цвета (к примеру радуги) у нас различается благодаря традиции понимания и культурных особенностей. Биологические основания восприятия света казались тогда не столь ответственными.
Но уже в конце 1960-х антрополог Брент Берлин (Brent Berlin) и лингвист Пол Кей (Paul Kay) предложили свою теорию, которую возможно условно сформулировать как генетический детерминизм (либо универсализм).
Учёные заключили, что в лексиконе фактически у всех народов изначально имеется как минимум две категории цвета – как у первобытных народов (по-видимому, они как-то связаны ещё с старейшими дуалистическими представлениями).
Потом словарный запас растёт по мере необходимости. Те же Дани были способны различать цвета, в то время, когда их обучали соответствующим терминам.
Как это в большинстве случаев не редкость, в действительности оказалось что-то среднее: и та и вторая стороны не были удовлетворены взятыми результатами.
Дани (их представитель – на фото) много сделали чтобы человечество приблизилось к пониманию законов восприятия света. Отметим, но, что из лингвистических изучений (и это отмечает последовательность учёных) смогут выпадать целые языковые пласты. Так, у эскимосов что-то около 20 понятий, обозначающих разные состояния снега – но не белого цвета.
Легко «белый» им без необходимости (фото с сайта en.wikipedia.org).
Охотники-собиратели из Индонезии появлялись-таки способны различать цвета, но не так прекрасно, как американцы, к примеру. Другими словами из десяти попыток выяснить разные оттенки светло синий либо зелёного и осознать границу между ними у Дани были в целом значительно более нехорошие результаты.
В итоге сложились два полюса зрений, и совсем прояснить данный вопрос за все прошедшие годы никак не получалось.
Но сравнительно не так давно показалась надежда: во-первых, на помощь пришла магнитно-резонансная томография, а во-вторых… дети.
Посредством fMRI, например, удалось локализовать отделы мозга, которые связаны с восприятием цвета. Замеры продемонстрировали, что, да, существует связь между лингвистическим аппаратом и визуальным.
В будущем было кроме этого установлено, что взрослые добровольцы легче определяют цвета, каковые являются «базисными». С более сложными цветами, не известными данной культуре, появлялись неприятности.
К примеру, своеобразны корейский «жёлто-зелёный» цвет, для которого в том месте имеется определённое наименование, практически никак не воспринимался европейцами. К данной же серии изучений относились и упомянутые нами сравнения английских и русскоязычных по «голубому показателю».
Ещё в конце 1970-х было совершено интернациональное изучение World Color Survey, которое охватило людей, говорящих на 110 языках. Результаты продемонстрировали, что существуют так именуемые «главные» цвета, образующие определённые пики восприятия фотонного спектра (справа вверху), каковые были неспециализированными фактически для всех.
Эти пики: «красный», «коричневый», «жёлтый», «зелёный», «светло синий» и «фиолетовый» (иллюстрации с сайтов colourlovers.com, wired.com).
На протяжении другого опыта подопытным получалось стремительнее посмотреть на мишень (сделать соответствующее перемещение глазами), в то время, когда мишень и стенки были различного цвета (к примеру, светло синий мишень, зелёная стенки). А в то время, когда они были одного цвета (к примеру, разные оттенки светло синий), то этого им сделать не получалось.
Ещё одним результатом томографических опробований явилось подтверждение связи «языковой» территории мозга с речью: праворукие взрослые более удачно выявят цвет, в то время, когда цвета представлены в поле зрения справа.
Учёные решили (и сейчас это общепринятая точка зрения), что таковой эффект появляется потому, что информация из углового пространства справа стремительнее (с более высоким приоритетом) приобретает доступ к левому полушарию, важному за обработку речи.
Резюмируя, нейродиагностика в какой-то мере подтвердила обе главные догадки полувековой давности (лингвистическую и биологическую), но главного вопроса не решила.
Прекрасно, обработка цветовой категории «начинается» в правом полушарии (в том направлении, в случае если упрощённо, поступают сигналы с колбочек и палочек), а позже каким-то образом происходит процесс и маршрутизация берётся под контроль левым полушарием, важным за сознательную интерпретацию цветов.
Но существует ли целостная система восприятия цвета? А если она складывается из частей, то какая из них основнее и как они взаимодействуют? В итоге, возможно, нам всё это думается. Может, кто и в инфракрасном спектре видит, как Хищник…
Учёные решили осознать, как определение цвета трудится изначально – так как предстоящие наслоения смогут исказить картину, а начальный опыт, он незамутнённый (фото с сайта sciam.com).
Дабы разрубить данный гордиев узел нейропсихологии, разные группы исследователей цинично обратились к опытам на детях, каковые не могут сказать, не имеют культурно-этнических предрассудков, но цвета — помой-му — различают.
Полученные результаты совпали с ожиданиями: четырёхмесячные добровольцы не проявляли никаких показателей цветовой селективности, в то время, когда мишени помещались в угловом пространстве справа – у них не включалась «лингвистическая» территория восприятия цвета. Они принимали цвет, но противоположным образом – правым полушарием, а не левым.
Таковой поворот событий дал практическое подтверждение существования врождённой границы раздела между цветами – как минимум между синим и зелёным.
Разбирая эти опыта, многие исследователи заключили, что неспециализированного для всех механизма восприятия цвета всё-таки нет. Как и во многих вторых физиологических и нервных функциях, единого критерия «фундаментальности» не существует: разнообразие – залог успешного развития любого вида.
Иначе, логично высказать предположение, что «правые», неязыковые свойства эволюционно более древние. На основании этого допущения кроме того предложена догадка эволюционной траектории восприятия цветов, в то время, когда сначала мы обучились распознавать самые важные для нас цвета, а позже, по мере необходимости, «появились» все остальные.
В компьютерную модель были заложены результаты всех прошлых изучений, каковые были соотнесены с данными замеров на fMRI. В следствии учёные выстроили траекторию происхождения цветов: как раз так появились узнаваемые и понятные практически всем людей категории – так как спектр излучения в действительности постоянный! (иллюстрация Mike Dowman/MEMBRANA)
В общем, нам оказывает помощь видеть и «прошитая в железе» свойство трактовать длину световой волны, и появившаяся с усложнением социальной организации и организма свойство более совершенно верно отличать одно от другого и, что важно, мочь поведать об этом.
Всё-таки получается, что мы думаем о «цвете» не столько вследствие того что колбочки и наши палочки смогут улавливать определённой длины волны, а вследствие того что нас приучают думать об этом, причём как раз определённым образом.
Так что, смотря на радугу, не забывайте: для некоторых фазан может сидеть и не «где», а охотник об этом и «знать» вовсе не хочет.
