Дон кихот денежно-кредитной системы (окончание)
В 2010 году исполняется 150 лет со дня рождения Артура Китсона (1860-1937), бывшего в свое время президентом лиги «За банковскую и финансовую реформу» и обличителем «золотого стандарта».
Происхождение денег, считает Китсон, проистекает от тех неудобств, каковые появились при бартерной торговле. Эти неудобства кроются в самой природе обмениваемых вещей, потому, что многие из них не владеют свойством делимости. Были бы все предметы потребления легко и одинаково способны к разделению, они имели возможность бы быть обменены в любой пропорции.
Потому, что нереально сделать так, дабы все предметы потребления имели возможность обмениваться в произвольных пропорциях, появилась необходимость в чего–то для того чтобы, что разрешило бы преодолеть эти неудобства.
Китсон полагал, что смогут быть предложены два метода решения проблемы.
Первый – тот, что в громаднейшей степени общепринят, Китсон приводит в изложении Маклеода: «С течением времени все нации натолкнулись на данный замысел: они зафиксировали определенное материальное вещество, которое они дали согласие сделать неизменно обмениваемым между собой, и при помощи его воображать сумму долга». Во времена Китсона этим веществом было золото и обеспеченные им деньги.
Вот данный «замысел» Китсон и подвергает критике. Начинает он с замечания о том, что практически все современные ему экономисты соглашаются с рассмотрением денег как товара. Но, говорит Китсон, в то время, когда обменные сделки совершаются при помощи золота, то в этом случае никакими деньгами и не пахнет – имеет место самый обыкновенный бартер.
Обмен зерна на золото – в такой же степени бартер, как если бы это был обмен на вино либо что-нибудь еще. Это обмен одного товара на другой. Тут нет никакого появления денег и об их концепции ненужно сказать.
Тут неприятность пропорциональности (дробности) обмена и все.
Само собой разумеется, признает Китсон, в этом случае золото ставится в привилегированное положение как инструмент, разрешающий решить проблему пропорционального обмена. Но в случае если деньги (золото) разглядывать как товар, то они неминуемо выясняются подверженными законам предложения и спроса, а, следовательно, не смогут выступать в качестве меры сокровища, потому что их платежеспособность делается непостоянной.
Второй метод сначала отрицал товарные деньги и основывался на символических (бумажных) деньгах, не имеющих независимой стоимости (или она была несоразмерна с номиналом). Китсон являлся приверженцем этого метода, не смотря на то, что в ту пору придерживаться для того чтобы взора было все равно, что плыть против течения. Мотивировал он собственную позицию следующим образом.
При ответе неприятности первым методом деньги не существуют. В том месте имеет место обмен всех товаров на один своеобразный товар. В то время, когда используется второй метод, средство обмена – не товар. К примеру, обмен зерна на множество произвольных единиц платежеспособности, выраженных на бумаге (банкнотах), не есть обменом одного товара на другой, но обменом на право либо свойство настойчиво попросить услугу либо товар в любой будущий момент времени.
Единственное, что нужно, дабы такие банкноты стали деньгами, это согласие участников сообщества принять их в обмен на продукты.
Так, по Китсону, деньги – это легко право настойчиво попросить некий продукт либо услугу от кого-то еще.
Его мысли подтвердились пара десятилетий спустя, в то время, когда Шарль де Голль «пощупал за вымя американского золотого тельца» – Франция обменяла в казначействе США $3,5 млрд. на золото в 1967–1969 годах – и его примеру последовали начальники вторых стран, стало ясно, что США не в состоянии обеспечить обмен бумажных долларов на золото. Потому что в первой половине 70-ых годов XX века 50 млрд. долларовых авуаров нерезидентов противостояли всего лишь $11 млрд. официальных золотых резервов. Как раз с этого времени бумажные деньги потеряли всякую сообщение с драгоценными металлами и по сути дела прекратили быть товарными.
Согласно точки зрения Китсона, средство обмена должно быть полностью нейтрально, поскольку должно служить для точного выражения обменных взаимоотношений между товарами. Ценности, каковые деньги высказывают, не «живут» в деньгах, они не являются их частью. Они являются знаками достатка, которое стоит за ними как гарантия их погашения и которое мотивирует их обращение. Деньги – не само достаток, но его представители либо знаки.
Выбранное для денег вещество должно быть самым изобильным в природе, так, дабы оно не могло быть монополизировано. Сокровище появляется лишь в том месте, где существует недостаток, где предложение ограничено; следовательно, золото – нехороший из всех вероятных материалов для финансовых целей.
По существу, заявляет Китсон, деньги – легко билет, символ, марка, квиток для счета, приказ; как же они смогут быть товаром? Из-за чего они должны быть подвергнуты действию предложения и законов спроса? Билеты, жетоны, марки не подвержены никаким подобным законам.
В то время, когда я беру билет на театральное представление либо для поездки по железной дороге, говорит Китсон, я плачу фиксированную сумму, установленную администрацией театра либо ЖД компанией. Билет – легко свидетельство долга либо обязательства с их стороны дать мне определенную услугу. Данный билет – не товар, он – всего лишь клочок бумаги.
Он не имеет никакой ценности по существу и не подвержен никаким трансформациям.
Из этого, само собой разумеется, не нужно, что Китсон признает возможность неограниченного выпуска денег. По этому поводу он высказывается следующим образом. Деньги воображают долги, каковые общество либо люди соглашаются погашать товарами либо одолжениями, и потому, что существует предел производительной мощности каждого, кроме этого существует предел для каждой возможности урегулировать долги; следовательно, должен быть предел для выпуска денег.
Данный предел, но, регулируется лишь достатком либо производительной свойством тех, кто производит деньги. Деньги должны в обязательном порядке быть поддержаны достатком, и при условии, что они не превышают покупательную свойство достатка, не может быть никакой опасности излишнего предложения. Согласно точки зрения Китсона, денег должно быть достаточно, дабы отвечать всем потребностям бизнеса, и предложение их должно регулироваться этими потребностями вместо того, дабы разрешить бизнесу самостоятельно приспосабливаться к фиксированному предложению.
Китсон уверен в том, что товарные деньги, будучи подвержены закону предложения и спроса, ищут ту сферу, где они смогут реализовать для себя наилучший доход. Как раз в этих условиях, заявляет Китсон, маклеры финансового рынка и банкиры в состоянии шантажировать процент. Деньги являются источником прибыли для тех, кто торгует ими как товаром, потому, что товарными деньгами руководят предложения и законы спроса.
Следовательно, делает он заключение, с принятием неизменной совершенной единицы платежеспособности и со свободой превращать в деньги все формы достатка, процент либо оплата за применение денег погибли бы естественной смертью, поскольку предложение денег будет постоянно равняться платежеспособному спросу.
По Китсону, любая коммерческая сделка обязана в обязательном порядке принять одну из двух форм: либо форму кредита, либо бартер. Товары обмениваются за товары либо за кредит: прямой обмен одного товара на другой товар есть бартером, в противном случае кредит занимает место одного либо другого товара (предоплата либо отсрочка (рассрочка) платежа). Фактически вся коммерция цивилизованного мира осуществляется на кредитной базе. Кредиты смогут быть поделены на два класса: постоянный и переходящий.
Переходящий кредит – это деньги, не смотря на то, что общепринято применить термин «кредит» только к постоянному классу. В случае если в обмен на поставляемые товары, человек дает продавцу собственный несложный вексель, подлежащий оплате шесть месяцев спустя, и продавец неспособен применять его, дабы приобрести другие товары, либо вынудить вторых принять его в выплату долгов, лежащих на нем, вексель остается в его руках до срока платежа; это постоянный (стационарный) кредит.
Таковой вексель, Китсон именует кредитной нотой и не вычисляет его деньгами. В случае если, иначе, продавец может передать вексель, для получения удовлетворения от желаемого блага; в этом случае вексель, вступив в обращение, делается валютой либо деньгами.
В соответствии с Китсону кредит представляет собой покупательную свойство, которая возможно особой либо неспециализированной; она есть неспециализированной всегда, в то время, когда передается и принимается большинством. Так, законное средство платежа воображает неспециализированную покупательную свойство; другими словами оно принимается по всей стране всеми людьми в уплату всех долгов.
Иначе, простой несложный вексель, что, в большинстве случаев, не есть вольно обращающимся, является примеромособой платежеспособности. Он дается частному лицу в оплату особого долга, и неимеетвозможности употребляться тем человеком до срока платежа, благодаря неспособности передать его вторым.
Все товары имеют особую покупательную свойство, и обмен товаров за деньги есть преобразованием особой платежеспособности в неспециализированную покупательную свойство. Обращающийся кредит, исходя из этого, представляет собой неспециализированную покупательную свойство, а постоянный кредит – особую покупательную свойство. Не смотря на то, что в торговле общепринято различать деньги и кредит, все же, утверждает Китсон, они имеют одну и ту же природу.
Строго говоря, кредит – это неспециализированный термин, разновидностью которого являются деньги. Наличные деньги являются лишь более высокой и более неспециализированной формой кредита.
Придерживаясь данной точки зрения, Китсон говорит, что законодателей и попытки правительств сделать из денег товар являются ни более ни менее, как попыткой уничтожить основную функцию денег. Мысль, что деньги должны быть “чем-то полезным,” “чем-то, имеющим внутреннюю сокровище”, дабы создать честные деньги, показывает совсем неправильное представление о их функциях и деньгах; потому, что, в случае если деньги – полезный товар, в случае если это, по существу, эквивалент для приобретённых товаров, они не смогут воображать кредит либо долг. В случае если вместо товаров передается их эквивалент в “полной ценности”, то нет никакого элемента кредита по большому счету; сделка представляет собой обыкновенный бартер.
На данный момент деньги не фигурируют в бартере. Вместо обмена существующими налицо сатисфакциями (товарами и/либо одолжениями), применение денег вовлекает в обмен яркое удовлетворение за отсроченное удовлетворение. Все товары являются яркое удовлетворение; другими словами они сами удовлетворяют потребности и человеческие желания.
Деньги и кредит – легко знаки либо права на удовлетворение; следовательно, в то время, когда товар появляется, соответствующее удовлетворение сопровождает его, как человека сопровождает его тень; он не отсрочен, он присутствует (налицо). Исходя из этого товарные деньги – противоречивое понятие. Следовательно, золотые и серебряные монеты “полной ценности” не являются, с научной точки зрения, деньгами; они – не представители долга.
Цена серебра и золота, которое они содержат, зачеркивает долг, что они, как деньги, воображают.
Не страно ли, вопрошает Китсон, что в противовес проектировщикам строений, мостов и иных инженерных сооружений, каковые стараются заложить в возводимый объект большой запас прочности – в разы превышающий предельно допустимую расчетную нагрузку, создатели финансовой системы придерживаются прямо противоположных правил, разрешая кредитным организациям выдавать ссуды на суммы, существенно превышающие имеющиеся у них резервы? И это в условиях, в то время, когда между экономистами отсутствует единодушие по последовательности ответственных вопросов экономической науки.
Для банка содержание резерва, всецело соразмерного его долгам, считается бездоходной политикой и растратой капитала по отношению к акционерам, в то время, когда по сути все, что требуется – это поддерживать веру клиентов, заставляя их предполагать, что их условия смогут быть удовлетворены всегда, в то время, когда они будут представлены.
Осуждая совокупность золотого стандарта, Китсон отмечал, что существующие законы финансового обращения, ограничивающие количество валюты числом дешёвого золота, требуют заменителя в форме кредита, что пребывает в обещаниях заплатить золотом, – обещаниях, каковые всегда были вызывающими большие сомнения, а во времена кризисов становятся неосуществимыми для выполнения.
Китсон считает, что работы по банковскому делу вводят в заблуждение читателей, в особенности студентов, потому, что вместо того дабы разглядывать деньги как средство обмена, их воображают легко как товар, что возможно давать взаймы. Дескать, для банкира деньги – товар, что покупается, продается и сдается напрокат. И чем дефицитнее предложение по отношению к спросу, тем выше цена ссуды. Следовательно, дорогим деньгам банкир кроме этого рад, как фермер дорогой пшенице, а мясник – дорогому мясу.
Это, считает Китсон, естественный итог рассмотрения банковского дела как торговли деньгами, а денег как товара. Барыши, приносимые банковскими учреждениями, сетует он, имеют намного большее значение для банкира, чем рост коммерции. Ущерб, приносимый данной совокупностью, неисчислим; именно он – родитель промышленных кризисов, банкротств и застоя.
Разумная финансовая система должна быть приспособлена и подвластна потребностям торговли, но отечественная существующая совокупность – что-то противоположное. Торговля вынуждена приспосабливаться к определенным твёрдым правилам, сформулированным поколениями назад, в то время, когда бизнес не имел тех масштабов, какие конкретно он имеет Сейчас.
В данной связи появляется вопрос, может ли быть создана финансовая система, которая облегчит торговлю и разрешит бизнесу продолжать собственную деятельность без кризисов? Может ли быть создана такая совокупность, которая разрешит производителям достатка обменивать их продукты справедливо и без перечисленных зол? Китсон дает утвердительный ответ.
Согласно его точке зрения, в базе здоровой финансовой системы должны лежать следующие правила:
— во-первых, банкноты должны выпускаться лишь против достатка, но не против долга;
— во-вторых, банки не должны принимать на себя обязательства, каковые они не смогут выполнить в любую секунду времени;
— в-третьих, банки должны учреждаться и функционировать для содействия и удобства коммерции, а не для акционеров и обогащения банкиров.
Как пример аналогичной финансовой системы Китсон приводит Обоюдную Финансовую систему. Эта совокупность была придумана не Китсоном — в качестве авторов он именует Бека в Англии, Прудона во Франции и Грина в Соединенных Штатах. Обоюдный банк – это банк, учреждаемый коммерсантами с целью выпуска банкнот либо бумажных денег против достаточного кредита либо богатства с единственной целью – содействия торговле. Нет никаких акций, выпущенных банком, и, следовательно, нет никаких барышов.
Любой член сообщества может стать участником банка – по существу обоюдный банк строится на кооперативных началах – при условии, что его кредит есть хорошим, и он имеет достаток, подходящее для превращения в деньги. Никакая простая ставка не взыскивается чтобы перевоплотить в деньги достаток либо за ссуженные деньги, но взыскиваются издержки, достаточные чтобы оплатить затраты по функционированию банка и страховку.
Любой член банка соглашается принимать его банкноты к оплате за услуги и товары. При предоставления ссуд, банку запрещают предоставлять взаймы больше, чем фиксированная часть заложенного достатка, скажем 25% от оценочной цены, оставляя достаточное поле для колебаний. Банкноты подлежат возврату в пределах определенного периода, и при жажде они смогут быть опять выпущены по окончании того, как последующая оценка имущества будет сделана.
Возврат банкнот освобождает имущество из залога. Разумеется, что никакая паника неимеетвозможности появиться в рамках таковой совокупности. Потому, что банк – легко держатель достатка, заложенного в целях возвращения выпущенных банкнот.
Китсон признает, что никакой предмет в сфере экономической науки не тревожил людей столь длительно, столь масштабно и не вызывал такие ожесточенные споры, как процент.
Первоначально осужденный как распутный основателями христианской церкви, и юридически запрещенный в течение многих столетий, он стал тем самым основанием, на котором выстроена отечественная так называемая христианская цивилизация. Практика платы за ссуды, прежде именовавшаяся ростовщичеством, была очевидно запрещена законами Моисея: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что возможно отдавать в рост; иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, дабы Господь, Всевышний твой, благословил тебя во всем, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идешь, дабы овладеть ею» (Второзаконие, 23:19-20).
Разрешение брать ростовщические проценты с иноземцев было, но, официально предоставлено, чем иудеи не замедлили воспользоваться. И именно это событие, более чем любое второе, явилось обстоятельством преследований, которым они подвергались в течение Средневековья, и и в более поздние времена.
Ростовщичество либо то, что сейчас именуется процентом, было осуждено древними авторами, такими как Аристотель и Платон, и Кораном.
Основное утверждение, которое делают защитники процента, обосновывая его справедливость, содержится в том, что капитал содействует производству, делая труд более продуктивным, и, следовательно, капитал в праве на доход от собственного применения. Утверждается, что, если бы процент был отменен, производство капитала сократилось бы.
Людвиг фон Мизес в работе «Людская деятельность: трактат по экономической теории» делает еще более сильное утверждение: «Ликвидация процентных выплат привела бы к проеданию капитала», – и исходя из этого приходит к выводу о том, что «неимеетвозможности идти и речи об упразднении процента при помощи каких-либо университетов, законов либо механизмов банковского обращения.Посредством декретов и законов возможно упразднить лишь право капиталистов приобретать процент. Но такие декреты приведут к применению капитала для потребления и весьма не так долго осталось ждать ввергнут человечество обратно в первобытное состояние естественной потребности».
Эти утверждения, потому, что они учитывают эгоистическую природу человека, представляются в полной мере правдоподобными, а потому неоспоримыми.
Но Китсон с этим не согласен. Он уверен в том, что справедливо обратное. Согласно его точке зрения, причина создания капитала кроется не столько в том, дабы приобретать процент, как нетрудовой доход, не смотря на то, что у кого-то возможно и таковой интерес, а в том, дабы уменьшить тяготы физического труда и сделать его более производительным.
Логика его рассуждений такова.
Громадное желание со стороны части человечества пребывает в том, дабы «сбежать» из тех условий, в которых труд необходим. На данный момент как раз совокупность процента предлагает средство, благодаря которому субъект может уйти из области производства (от трудовой деятельности). Везде существует борьба между производителями достатка за то, дабы поместить достаточный капитал, процент с которого разрешит им жить, не прибегая к труду.
Чем выше ставка, тем меньший капитал нужно создать, дабы достигнуть данной цели, и напротив. Следовательно, чем ниже ставка, тем меньше будет тех, кто окажется способен уйти от производства достатка своим трудом, и тем громадным будет производство капитала. Если бы процент был отменен, то сильное желание избежать утомительности тяжелого труда было бы не меньше интенсивным, поскольку это избегание будет зависеть от создания достаточного достатка для помощи потребления высших начальников общества – и слоёв руководителей, а их потребности не знают пределов; по данной причине, говорит Китсон, представляется очевидным, что стимул к производству достатка был бы больше без процента, нежели с ним.
Кроме этого считается само собой разумеющимся, продолжает Китсон, что ссуды закончились бы, если бы процент был отменен. Из-за чего человек обязан предоставлять собственный достаток, не имея некую пользу сверх несложного возврата переданного взаймы богатства? Согласно точки зрения Китсона, ответ на данный вопрос содержится в том, что достаток тленно.
В случае если мы ограничимся рассмотрением товаров, кроме те формы достатка, каковые находятся в почве в виде потенциальных возможностей, и деньги, облигации и права требования, то мы заметим, что достаток естественным образом и неизбежно тленно, другими словами подвержено порче в следствии действия вредителей, коррозии, гниения и т.д. Огромная часть достатка потребляется практически сразу после того, как она произведена.
Вообразите общество, где достаток капиталиста состоит всецело из тленных товаров. Зная, что такое достаток распалось бы и провалилось сквозь землю в пределах определенного времени, разве не будет предложение – забрать его и возвратить его эквивалент в некий момент в будущем либо, скажем, часть задолженности уплачивать систематично в конце определенных периодов, – воспринято с готовностью и без процента? А возможно как раз лицо, которое примет такое предложение вправе рассчитывать на вознаграждение?
Разве человек, говорит Китсон, сберегающий для меня достаток, которое в противном случае бы погибло в следствии разложения, ржавления, гниения и т.д., не в праве на вознаграждение? Увы, сокрушается Китсон, в наше время ссуда принимает совсем другую форму.
Какое оправдание существует для истребования суммы за суживание денег? Как раз в этом содержится настоящая неприятность процента при современных условиях.
Экономисты сообщили бы, что банк был лишен возможности применения денег, каковые имел возможность бы прибыльно инвестировать, для получения дохода. Дескать, заемщик извлек пользу в значительной мере при помощи ссуды; наряду с этим добавляется, что банк сам имел возможность бы поместить деньги в те же самые инвестиции, и взять всю прибыль, и что исходя из этого оплата процента есть честной, поскольку без ссуды заемщик, быть может, не взял прибыль. Но, говорит Китсон, наряду с этим почему-то умалчивается, что нередки случаи инвестиций, каковые являются нерентабельными, – их чуть ли не добрая половина, а потому если бы банкиры предприняли прямые инвестиции, то вызывающе большие сомнения, что они были бы более успешными, чем средний коммерсант либо изготовитель.
Верный ответ по поводу того, из-за чего процент подлежит оплате и дешёв природе займа, согласно точки зрения Китсона, содержится в том, что спрос на деньги фактически постоянно превышает предложение, а это событие обусловлено действием особого законодательства. оплата и Покупка товаров долгов осуществляется на базе узаконенного платежного средства, в то время как залоги таковыми не являются, пока существуют монеты и банкноты.
Исходя из этого держатель залогов и каждый формы достатка, не считая золота и правительственных (либо банковских) денег, оказывается неспособным заплатить собственные долги, если он неимеетвозможности обменять собственный достаток на деньги при помощи либо продажи, либо ссуды. Ссуда, считает Китсон, воображает в действительности обмен стационарного (постоянного) достатка на кредит, что способен к обращению, а процент – это налог за привилегию преобразования одного в второе.
Все, что банк сделал, это разрешил заемщику делать «текучим» его достаток (Китсон не рассматривает случаи кредитования без обеспечения). Правительства, закрепившие эту привилегию за одной формой достатка – золотом, по существу дали власть тем, каковые руководят этим металлом, взимать налог на все второе достаток. Процент, следовательно, – цена законно созданной монополии.
Ссуда денег, полемизирует Китсон с представителями австрийской школы, не есть «обмен существующих товаров за будущие товары», но легко обмен одной формыпокупательной способности на другую. Неспециализированная платежеспособность законного платежного средства – юридически купленная привилегия, пока платежеспособность исходит от общества и предназначена для него же.
В итоге, констатирует Китсон, суждение, которое должно быть вынесено о проценте как об узаконенной совокупности, будет зависеть от ее публичных результатов. Удачен процент для общества либо вреден? Чему он содействует – счастью и процветанию наций либо их страданиям и разорению?
В случае если первому, то спрашивается, из-за чего правительства так довольно часто вмешиваются в ограничения подлежащих и процесс управления уплате процентов? И в случае если пять процентов являются благом для нации, то из-за чего десять процентов не дадут еще большего преимущества?
В случае если же процент – явление субъективное и его узаконение случилось на протяжении развития людской цивилизации под давлением «детей Сиона», тогда из-за чего бы процент не искоренить совсем, как это делала церковь в средние века и как это имеет место в исламском банкинге?
В случае если процент – явление нужное, то для чего его снижать? В случае если процент – зло, то из-за чего бы его не ликвидировать вовсе? Как направляться разглядывать ставку 6-8%?
Так как ставка 3-4% должна быть значительно лучше? Это что – компромисс? И отечественным, и вашим?
Тогда результатом какого именно торга должна быть ставка 6-8%? Рядовому обывателю это неясно
Согласно точки зрения Китсона, опыт прошлого научил нации: ростовщичество угрожает опасностью, и вероятно лишь в определенных пределах. Деньги – база торговли и все, что мешает их свободному обращению, должно рассматриваться как важная угроза национальному благосостоянию, как вмешательство в «кровообращение» людской судьбе.
