Игорь крылов о последнем дне философии
Как показывает опыт, беседы о философии в любых ситуациях заканчиваются ничем. И при, в то время, когда философию пробуют «поставить на место», а правильнее упразднить, и в то время, когда пробуют её обезопасисть. Итог этих действий так плачевен и породил уже такие горы исписанной бумаги, что додавать ещё одну никому не нужную статью по этому поводу было бы легко смешно.
Каждый взявшийся делать выводы о сущности философии остаётся при собственном мнении, и это единственный факт, что возможно подтверждать сейчас. В данной связи в полной мере оправданным выглядит и работа философов, каковые высказывают собственные взоры по этому вопросу как с позиций предметного самоопределения, так и предлагая личные философские концепции.
Всё это прекрасно укладывается в безразмерное и совсем ни к чему не обязывающее понятие – философского мировоззрения, и сопутствующей ему идеологии – плюрализма.
Что особенно поражает, так это живучесть философии. При всей её рыхлости и бесформенности, потребность перетрясти данный ветхий слежавшийся матрац появляется систематично у всех, кто когда-либо имел дело с наукой либо пробовал сформулировать то самое, так именуемое, мировоззрение, пускай кроме того и на основании приблизительного знания о сущности главных философских баталий и проблем.
Фактически говоря, таких баталий уже нет, имеется вялотекущее состояние умственного брожения с уходом из традиционно философского вопрошания о сущности мира в область эпистемологии, психологии и логики.
В ХХ веке были предприняты важные попытки выкинуть философию за борт науки как одно из заблуждений, как беспредметное теоретизирование, как не верные формы языка и мышления.
Но все эти попытки не увенчались успехом, но были далеко не бесплодны в разработке вторых научных направлений, по большей части связанных с изучением процесса познания, языка, мышления, логики.
Главным содержанием философии стало с некоторых пор определение мира как состояния его бытия в качестве некой базы всего сущего, того, о чём вероятно мышление, что направляться трактовать, а прикладной суть философского анализа начал сводиться к методам верной интерпретации потока образов сознания при помощи особенных операций –философского дискурса.
Наряду с этим философ мыслится не в мира, а на границе этого мира, к примеру, как пишет философ С. Катречко:
Тем самым единственно вероятное место наблюдателя мира — философа — на границе мира. Это такое место, где нет привычных объектов мира (как, но, и субъекта дискурса); где отсутствует «мирская» логика, основанная на законах тождества, непротиворечия, исключенного достаточного основания и третьего; где проблематично привычное для европейского мышления иерархизированное «древесное» устройство мира (см., к примеру, другую «древесному» устройству «ризоматику» Делеза — Гваттари); где структура дискурса не может быть представлена как последовательность законченных знаковых утверждений об определённых предметах.
Данный, третий, тип дискурса возможно выяснен как фактически философский, либо трансцендентальный дискурс (С. Катречко, «Философия как пограничный феномен»).
Наряду с этим главная масса не философов, как и много лет назад обращаются к философии как средству ответа на конкретные научные вопросы и разглядывают философию как онтологию, как науку о общих особенностях, в отличие, к примеру, от особенностей, изучаемых частными науками.
К примеру, философ А. С. Хоцей показывает, что суть философии содержится в описании для того чтобы свойства мира как его способности быть: «Самым тотальным, самым неспециализированным, посредствующим всё другое тут выступает свойство быть, которое и есть собственным предметом философии.
Оная исследует не конкретные вещи а также не Вещь по большому счету, в частности свойство бытийности, феномен существования как проявление данного свойства» (А. С. Хоцей, «Главная неточность философии»).
Другими словами работу философа по большей части отождествляют:
1. С процессом постижения потока образов, появляющихся в сознании как наличного бытия;
2. С изучением как раз самого процесса познания как процедуры анализа образов, появляющихся в мышлении (философия как вопрошание Катречко);
3. С описанием свойства быть как базы общих особенностей (Хоцей).
По этим обстоятельствам отмечается отсутствие согласия как между философами, так и между учёными и ними.
В действительности обстановка не столь неисправима. Выход из затянувшегося кризиса уже наметился и, возможно сообщить, практически состоялся. Как видно из приведённой цитаты – уже в принципе выяснено место философии, лишь выяснено для рядового пользователя пара туманно.
Но мы попытаемся развеять данный туман.
Дело в том, что речь заходит как раз о философии как методологии научного познания, как раз как методологии получения знаний о мире, о бытии, другими словами — о особенностях того процесса, что представлен в форме потока образов, и что в отечественной понятийной сетке определяется как мышление.
Но в данной же понятийной схеме имеется место и для наблюдателя, и в частности — для философа. Наблюдатель-философ имеется часть мира, «часть» потока образов, «регион бытия», и в данной собственной определённости выступает как познающий субъект, чей предмет имеется познание процесса познания.
Вот из-за чего философ как бы вынесен за рамки бытия, и находится на его границе (Катречко).
Поток образов требует восприятия всего и самого субъекта мышления о мире (и о мышлении) как части потока, и по законам этого восприятия. Исходя из этого всё, что реально сейчас, может взять и предложить философ – способы научного и адекватного познания мира, его особенностей.
Лишь не нужно сказать, что мы ничего про эти способы не знаем, и без них замечательно обходимся, и что философию по большому счету возможно проигнорировать.
Само собой разумеется, в методологии нет нечего для того чтобы, без чего познание было бы не вероятно как таковое (имеется, уж в случае если на то пошло, к примеру, легко личный опыт), но как часть научной деятельности по изучению методов и процесса познания практического её применения, она в полной мере способна быть нужной и в полной мере конкретной дисциплиной, со своим предметом.
Философ – в лучшем случае – это метатеоретик, другими словами классификатор и теоретик способов теоретического познания, поскольку для построения любой теории нужен опыт теоретизирования.
Исходя из этого философы так обожают теоретизировать на каждые темы. Фактически говоря, это, исходя из предложенного определения, и не страно. Верно теоретизировать должны мочь все, исходя из этого философам неизменно возможно, да и должно принимать участие в научном ходе.
Иначе, философия изначально исторически перегружена научным содержанием, как разумеется и второе — что исторически процесс самоопределения научных дисциплин был полностью неизбежен и окончательно завершен.
Фактически, «любовь к мудрости», в частности, как умение мыслить обо всём и в любой плоскости, не есть наука «обо всём».
Не считая науки о мышлении, имеется науки, изучающие другие более конкретные стороны того самого мира, что нужно мочь верно познавать, и образы которого в отечественном сознании нужно верно трактовать.
Сейчас мы лишь подтвердим тривиальный факт, что философия осталась в гордом одиночестве, чьи подчинённые разбрелись кто куда и организовали собственные королевства, причём за философией осталась часть от всего познавательного поля, и номинальная власть.
Но как влияние Ватикана, эта власть вездесуща и непререкаема, при всей кажущейся её иллюзорности.
Но самое главное, за что и сейчас обвиняют философию… И в каком качестве её всегда хотят воскресить – это упорное поддержание философами её прежнего статуса науки всех наук, другими словами — как онтологии, как науки о общих особенностях.
Исходя из прошлых утверждений, возможно с громадной долей уверенности высказать предположение, что философия возможно лишь методикой, другими словами не более чем легко инструментом либо, правильнее, устоявшимся и оформленным методом теоретизирования в науке.
Это кроме того не теория познания, а лишь один из её разделов – практическое управление по применению инструментов мышления. Это правила, по которым необходимо и должно мыслить.
Это не логика, которая растолковывает, как применять уже полученное знание. Это философия как методика познания, как метод приобретать знание на практике, другими словами — свод правил.
Что же тогда делать, и куда девать все эти философские вечные вопросы, все эти категории, все эти время и пространство, движение и материя, следствие и причина, отношение и свойство, вечное и нескончаемое, единое и неспециализированное, следствие и причину, возможность и действительность, необходимость и случайность, элемент и систему, сообщение – раздельность, количество и качество и без того потом, и тому подобное?!!!
А ведь как раз их и прочат на роль общих особенностей, как подлинный объект якобы философского познания. А ведь и действительно, как было бы прекрасно, если бы оказалось, что это так.
Тогда и философы имели возможность гордо поднять голову и сообщить: мы не болтуны, а учёные, у нас имеется предмет познания и имеется итог в виде философских их описаний и законов (формул).
Однако тут нас поджидает неприятный сюрприз – никаких общих особенностей не существует. Ну, не отмечается их в природе! Имеется легко неспециализированные особенности, свойственные тем либо иным объектам, к примеру, фундаментальные сотрудничества, но общих, глобальных, вне действительности, полных нигде, никогда и ни каким прибором зарегистрировать нереально (тут как храбрецу рекламы против комаров многим, возможно, в далеком прошлом хочется крикнуть: Нет тебя!!!).
Да, наука по определению и не ставит целью их найти (и ясно, из-за чего: нет предмета, нет фактического материала, ну нет его). Но этим всегда удачно занимается церковь.
Единственной базой для для того чтобы восприятия философии в качестве особенной науки сейчас возможно только объективное существование конкретной научной неприятности объяснения обстоятельств структурированности мира, его наличия в качестве мира.
Но, в случае если с научными доказательствами ещё не отлично, то чисто логически в полной мере реально на базе мысленного опыта доказать невозможность существования общих особенностей, поскольку их наличие было бы обусловлено существованием некоего тотального Объекта.
Но при таких условиях по большому счету нереально было бы выделить его свойства, поскольку особенности проявляются в сравнении, и в случае если это сравнение совершить, к примеру, между «всё» и «ничто», то тем самым целое, единое, тотальное, общее не будет таковым, другими словами целое разделится, и разделится по какому-то показателю составности целого.
А вдруг же оно не делится, другими словами не выделяемо, то значит — нереально выделить и его свойства, что соответствует их отсутствию. И все беседы становятся заведомой спекуляцией.
Но уже наличие вопроса показывает, что мы всё-таки говорим о вещах конкретных, а, следовательно, рационально постигаемых.
Так, в случае если приглядеться к так называемым общим особенностям, то возможно обратить внимание, что все эти свойства(философские законы) свойственны любому объекту, другими словами выполняются для конкретных вещей, а не для одного объекта.
Следовательно, данное свойство не есть общее, а имеется свойство фундаментальное, присущее самому физическому основанию мира. Исходя из этого ответ на вопрос «Из-за чего мир структурирован?» должен быть взят как раз личной наукой, а правильнее, как раз физикой.
Но, не обращая внимания на всю очевидность этого, как раз отсутствие научного объяснения обстоятельства для того чтобы устройства мира, в то время, когда он существует как структурированное множество объектов, и сохраняет антагонистические отношения между наукой и философией.
В данной связи представляется настоящим лишь одно решение проблемы якобы «общих особенностей» и соответствующих философских понятий: легко необходимо набраться терпения и подождать, в то время, когда будет, наконец, открыто и рационально сформулировано определение свойства, несущее ответственность за возможность мира быть структурированным, другими словами сугубо как физического свойства.
Тогда понятия философии и те образы как науки о общих особенностях предстанут как только приблизительные, образные, интуитивные замены этого одного единственного, фундаментального, лежащего в основании мира закона, либо, правильнее, свойственного миру свойства.
Как раз в роли таких неточных ответов, а вернее, образов конкретных следствий из действия данного закона (каковые и наблюдаются в действительности), и выступают до тех пор пока «законы» той философии, к которой обращаются за советом учёные (и в этом смысле оправдывают такое «научное» её восприятие).
И до той поры, пока такая необходимость будет существовать, будет существовать и «философия как наука всех наук», не смотря на то, что уже сейчас в полной мере разумеется, что она имеется как раз методика научного познания и лишь.
Так как та свойство «быть», которая якобы есть обстоятельством существования особенных философских особенностей (А. С. Хоцей) и имеется проявление во сотрудничествах объектов, изучаемых частными науками, действия искомого физического свойства.
Исходя из этого нет никакой необходимости искать такие особенные особенности. Значительно перспективнее сосредоточить внимание на данных явлениях искомой сущности.
Возможно, само собой разумеется, возразить, что эта искомая сущность черна и скрыта за семью печатями, в противном случае она бы уже давно была выловлена из мутной воды мировоззренческих конструкций и схем.
Но обстановка не столь неисправима. Физикой в ХХ веке накоплен таковой широкий научный материал, что до сих пор не отыскал хорошей мировоззренческой обработки. Вот как раз такая обработка и сулит множество открытий по части формирования конкретных следствий из уже открытых особенностей действительности с учётом полноценной логической их проверки на непротиворечивость.
К примеру, этим, правда с не большой долей успеха, занимается практически полвека Украинский философ И. З. Цехмистро (Холистическая концепция науки).
Но ещё более большие подвижки наблюдаются в работе Э. Б. Глинера, посвящённой особенностям Лоренц-инвариантной вакуумоподобной среды, недавно размещённой на страницах издания УФН.
И думается, что уже прейдет скоро тот сутки, в то время, когда мы сможем отыскать хорошее выражение той закономерности, которая несёт ответственность за свойство мира быть миром, другими словами — за его свойство быть структурированным.
По окончании же данного исторического
и с особенным нетерпением ожидаемого события, философии как единой науки обо всём не станет окончательно и бесповоротно. И многие с громадным облегчением смогут наконец сообщить: «Гуд бай, философия!».
Литература:
1. И. З. Цехмистро «Холистическая философия науки», Университетская книга, Сумы, 2002 г.
2. А. С. Хоцей «Главная неточность философии», Казань, Дом Печати, 2003 г.
3. С. Катречко «Философия как пограничный феномен».
Прочесть статьи Игоря Крылова возможно в издании Новая философия, редактором которого он есть. Связаться с автором возможно по адресу igor_kryl@mail.ru.
