Алексашенко: скорость гниения россии недооценивается
Мы недооцениваем скорость гниения экономической и политической модели России.
В отличие от 2004 и 2008 годов страна приходит к выборам-2012 в заведомо нехорошем состоянии. Дело не в том, что тогда средние скорость увеличения (ВВП) составляли 7-8 процентов, а в том, что ветхая модель экономики упала на протяжении кризиса 2008-2009 годов. Шансов на ее восстановление нет, так же как и на скорое формирование новой — по крайней мере до следующего электорального цикла.
Вялотекущая стагнация
Как возможно охарактеризовать ветхую модель роста? в течении десяти лет, с конца 1998 и до середины 2008 года, три замечательных процесса, где-то параллельно, где-то последовательно, определяли темпы экономического подьема. К концу 1996 года завершился трансформационный период, советская экономика ужалась до сбалансированного состояния, в 1997-м начала медлительно расти.
Экономический кризис 1998 года, с одной стороны, нанес тяжелейший удар по многим бизнесам и секторам, но, иначе, вдохнул кислород во многие уголки экономики — девальвация рубля быстро сделала многие российские товары конкурентоспособными по соотношению цена — уровень качества. Это стало причиной замечательный подъем, начавшийся уже в ноябре 1998-го, подкрепленный громадными частными инвестициями в сектора с самая быстрой отдачей на капитал. И данный процесс был важнейшим до 2002-2003 годов.
В первую очередь 2000-х годов первая волна роста была поддержана второй: совершённая в середине 1990-х приватизация сырьевых отраслей дала собственный итог — фактически все компании начали интенсивно наращивать физические количества производства. Так, к примеру, добыча нефти в Российской Федерации выросла на 50%, и целый данный прирост был обеспечен частными компаниями. И, выделю, началось это в тот момент, в то время, когда нефтяные стоимости еще не перешагнули двадцатидолларовый предел.
Завершение данной волны также несложно датировать — 2004-2005 годы, по окончании ареста Ходорковского, в то время, когда власть подмяла под себя бизнес, в то время, когда доминантой поведения предпринимателей стала ориентация на кратковременный итог.
Начиная с 2004 года мировые стоимость бареля нефти начали расти, и, само собой разумеется, это добавило неспециализированного оптимизма. Но сейчас уже не нефть была главным мотором роста, как многие вычисляют, а внешние заимствования (банков, компаний, олигархов). Дело в том, что благодаря механизму функционирования Стабилизационного фонда (позднее Резервного фонда) 90 процентов от прироста экспортной цены нефти уходило в бюджет. Значит, в экономику выливалось всего 10 процентов.
А вот что происходило с внешними займами русского бизнеса: на начало 2005 года корпоративный внешний долг составлял $100 млрд, в 2006 году — более $200 млрд, в 2007-м — практически $350 млрд, в 2008-м — $500 млрд. Другими словами в экономику каждый год приходило $120-130 млрд. Приблизительно добрая половина этих денег шла на финансирование поглощений и слияний, каковые, в большинстве случаев, не дают стремительной отдачи, да и цены на большая часть активов к тому времени уже стали неразумно высоки.
А вторая добрая половина шла на финансирование потребительского и ипотечного кредитования, на развитие так называемых неторгуемых секторов — торговли, строительства, девелопмента и финсектора. И эти сектора появились в громаднейшей степени обремененными внешними долгами, наряду с этим их текущей выручки очевидно не хватало на обслуживание долгов, вся стратегия строилась по принципу: новыми кредитами гасим ветхие. В кризис наступила расплата — возможность перекредитовываться провалилась сквозь землю, соответственно, те сектора, каковые быстрее всего росли до кризиса, посильнее всех и упали.
Сейчас мы замечаем медленное и неустойчивое выздоровление глобальной экономики, сопровождающееся процессом понижения закредитованности. Так что рассчитывать на зарубежный заемный капитал в таковой ситуации вряд ли стоит. А это значит, что те сектора, каковые тянули экономику вверх до кризиса, уже чуть ли смогут быть драйверами роста.
Остаются экспорт и обрабатывающая индустрия.
Экспорт, очень сильно упавший в начале 2009 года, уже с весны прошлого года начал расти и в физическом выражении достиг предкризисного уровня к апрелю-маю 2010 года — фактически говоря, данный рост экспорта и определял посткризисный подъем русском экономики. Но, достигнув максимума, экспорт стабилизировался и больше не растет. Повышения добычи нефти фактически не происходит, Газпром теряет позиции в Европе.
Так что на не сильный рост экспорта в принципе рассчитывать возможно, но рост импорта станет его опережать, и с позиций динамики ВВП внешняя торговля будет давать отрицательный итог.
Ну и последняя надежда — обрабатывающая индустрия, это торгуемый сектор, часть экономики, самая важная для ее устойчивости. Но сейчас русский обрабатывающая индустрия создаёт неконкурентоспособную продукцию. Кроме того на пике кризиса зарплаты упали не очень сильно, а на данный момент потребительский спрос растет, но население берёт в основном импортные товары.
Внутренний спрос на продукцию русского производства понижается. Вряд ли стоит ожидать и повышения инвестиционного спроса в условиях сокращения бюджетных инвестиций.
Одним словом, нынешнюю обстановку возможно охарактеризовать как вялотекущую стагнацию без очевидных драйверов роста.
Неустойчивость бюджета
К вялотекущей стагнации добавляется неустойчивость бюджета. Все прошлые годы бюджет планировался, исходя из консервативных оценок стоимость бареля нефти. До конца 2008 года главная часть доходов от нефтяного экспорта уходила в резервные фонды. А вот бюджет 2011 года составлен по верхней планке экономического прогноза — стоимость одного бареля нефти 75 долларов за баррель и экономический подьем на 4,2 процента. Любое ухудшение внешнего фона станет критическим для бюджета.
В случае если в 2004-2008 годах резервные фонды играли роль встроенного стабилизатора для бюджета, что разрешало ему, по сути дела, не зависеть от цены нефти, то в 2009 году в связи с кризисом — в противном случае финиши с финишами не сходились в бюджетном планировании — была приостановлена норма Бюджетного кодекса о накоплении нефтегазовых доходов бюджета. Сейчас все нефтяные доходы идут на текущие затраты. Получается, что бюджет очень зависит от стоимость бареля нефти.
Помимо этого, в 2008-2009 годах интенсивно наращивались социальные затраты. Сегодняшний недостаток бюджета — около 5 процентов валового внутреннего продукта — фактически равен недостатку Пенсионного фонда. И это — цена неуравновешенной социальной политики.
Еще одна проблемная точка — платежный баланс. При стремительном росте импорта на фоне стагнирующей экономики сальдо торговых операций неизбежно сожмется до критически низкого уровня, что будет давить на рубль в сторону ослабевания. Рубль будет слабеть и в 2011-м, и в 2012 годах.
Все на благо страны
Темпы экономического подьема по большому счету весьма тяжело точно измерить — эффект базы, кризисного 2009 года, играется значительную роль. К примеру, 3 процента роста ВВП по результатам 2010 года — это всего лишь стагнация на уровне последнего квартала 2009 года. 4 процента роста — это стагнация на уровне первых трех месяцев 2010 года.
Другими словами в действительности русский экономика стоит на месте, и до тех пор пока неясно, в то время, когда и с какой скоростью она начнет расти.
Инфляция вряд ли причинит большое количество проблем: до тех пор пока нет оснований вычислять, что она превратится в долгоиграющий фактор, сегодняшний ее всплеск — последствия засухи. В условиях низкого спроса она просто не доживет до выборов — достигнет максимума в апреле — мае 2011 года и затем отправится вниз.
Ответственным предвыборным причиной может стать уровень индексаций. Пенсии индексируются на уровне чуть выше инфляции. И в случае если правительство в 2012 году не очень сильно поднимет тарифы на транспорт и жильё, то пенсионеры будут в полной мере удовлетворены. С бюджетниками — хуже. В 2010 году заработной плата им не индексировались.
На 2011 год запланирована индексация в количестве 6,5 процента. На индексации в 2012 и 2013 годах денег нет. Наверное, власть не рассматривает бюджетников ни как собственную опору, ни как угрозу.
Потому, что в текущем году никаких протестов бюджетников по поводу замораживания заработных платов не было, быть может, власть права в собственных оценках.
Затраты на человеческий капитал в бюджете понижаются. (И по большому счету главный рост затрат — это национальная защита.) Никто не планирует стимулировать молодых и образованных. Легко вследствие того что на них не рассчитывают, они не являются электоратом, определяющий финал выборов. И в этом — катастрофа модернизации: у нее нет группы помощи.
Те, кто возможно готов в нее войти, не отправятся голосовать. Силовики, сырьевики, ВПК, пенсионеры — вот на кого власть делает ставку. Но им модернизация не нужна.
И до тех пор пока нет ничего, что говорит в пользу того, что скоро эти приоритеты начнут меняться. Так как через чур очень многое у нас зависит от поведения одного раздельно забранного человека. И мы знаем имя этого человека. Чтобы что-то поменять в стране, необходимы две вещи: институты и конкуренция.
В это же время человек, о котором мы говорим, не верит в рыночные силы, а верит в силу ручного управления и государства.
Пока же часть страны в экономике не понижается. И она совершенно верно больше цифры, названной главой аппарата правительства Сергеем Собяниным, — 49 процентов валового внутреннего продукта. Кроме того, идет ползучая передача в госимущество: государство срочно проглатывает то, что воображает хотя бы какой-то интерес. Вот сейчас оно нацелилось на сектор сотовой связи.
Заявленная на ближайшие три года программа приватизации не поменяет доли страны в экономике, по причине того, что на продажу выставляются от 10 до 30 процентов акций в компаниях, где у страны 60 процентов и более. Все эти компании остаются национальными. За счет приватизации решаются фискальные, но не экономические задачи.
Что уж сказать о том, что, кроме национальных долей, имеется доли, находящиеся в собствености госслужащим, каковые, по сути, осуществляют контроль бизнес. И обычно государство (на различных уровнях) принимает решения в интересах как раз этих компаний.
В инновационное развитие и такой системе преобразовывается в фикцию. Смешно, в то время, когда ставку делают, к примеру, на оборонный комплекс как источник инноваций. На Западе финансируют не фактически армейские разработки, а научные изучения, каковые позже конвертируются в армейские образцы.
А обычно все выглядит совсем напротив — многие гражданские разработки конверсируются в армейские…
На выходе мы имеем суверенный капитализм с нечеловеческим лицом — коррумпированный, продажный, пропитанный кумовством.
* * *
На долгое время ли хватит запаса прочности таковой совокупности? В случае если Титаник сталкивается с айсбергом, то это не легко прогнозировать, а запаса прочности заведомо хватит ненадолго. Но имеется и второй путь к смерти корабля — гниение и ржавение. Если не бороться с гнилью и ржавчиной, запаса прочности для отечественной совокупности хватит лет на 5-10. Причем речь заходит не только об экономике, но и о национальных университетах.
В случае если у вас на улицах уже начинают творить самосуд (я имею в виду историю с нападением на жемчужного прапорщика), то в самый раз сказать о размывании баз государственности.
Опыт СССР говорит о том, что гниение и ржавение совокупности в какой-то момент конвертируются в ошеломляюще стремительные процессы развала. И недооценивать скорость и глубину гниения запрещено. Чтобы пойти ко дну, отечественному Титанику айсберг не пригодится.
Источник:Сергей Алексашенко
